Гусейн уже не смотрел на палубу и не слушал помощника. Он постоял несколько секунд, соображая, и вдруг бросился на спардек, взобрался по трапу на штурманский мостик и скрылся.
- Это он сиреной шумнуть задумал, - догадался Хрулев, - эх, перебудит он всех, Олег Сергеевич. Кабы не заставили воротиться.
На мгновение как будто потемнело вокруг и погасли блики на черной воде, но тотчас взвилось из-за кормы золотое облако искр, вспыхнуло и побагровело небо.
И, словно обожженный полыхающим заревом, оглушительно заревел "Дербент" в темноту.
Басов лежал на койке одетый, раскинув босые ноги и задрав кверху подбородок, точно сраженный на месте пулей. Что-то беспокоило его сквозь неплотно прикрытые веки, и ему казалось, что наступило утро и встает розовое солнце, а над самым ухом ревет что-то долгим, протяжным ревом и сотрясаются переборки каюты. Наполовину проснувшись, он повернулся на бок, потому что красные лучи солнца пробрались сквозь ресницы и защекотали зрачки. Рев оборвался, и в наступившей тишине ему послышались крики, но он все еще не двигался, медленно соображая, почему так хочется спать, когда наступило утро, и почему не разбудили его на вахту, как он просил. Он услышал, как распахнулась дверь, кго-то ворвался в каюту и с разбегу наткнулся на стул. И тогда, открыв глаза, он понял, что светит вовсе не солнце, и увидел склоненное над ним лицо Гусейна, который хочет его напугать, - так показалось ему.
- Который час? - спросил он, сонно улыбаясь и нащупывая выключатель. Ты что сказал, Мустафа?
- Я говорю, на "Узбекистане" пожар, - сказал Гусейн, встряхивая его за плечо. - Вставай скорее!
Басов повернул выключатель и сел на койке.
- Врешь! - крикнул он во весь голос. - Не может быть!
При свете электрической лампочки его странно поразили не слова Гусейна, а его лицо, то знакомое выражение тупого и угнетенного отчаяния, какое было на лице у Мустафы во время первых позорных рейсов.
- Что только делают, сволочи! - сказал Гусейн глухо. - Теперь уже все пропало... амба...
- Спокойно, Мустафа. - Басов натянул сапоги и выскочил в коридор, на ходу застегивая пуговицы бушлата. - Кто это кричит? - спросил он, прислушиваясь.
- Ребята собрались на спардеке. Требуют, чтобы вернуться.
Они миновали коридор и вышли на грузовую палубу. Басов остановился и поднял руки к вискам.
- Что это? - спросил он шепотом. - Да что же тут делается, Мустафа?
Далеко позади клубилось облако дыма, и в нем, как раскаленный уголь, горела ослепительная малиновая сердцевина, выбрасывая кверху снопы золотых искр.
- Обрубили буксир и уходят, - проговорил Гусейн с отчаянием. - Я дал гудок, но меня прогнали... Послушай, делай же что-нибудь! Есть еще время. Неужели так и уйдем, Саша?
Он вгляделся в лицо механика и вдруг отчетливо понял, что Басов так же бессилен, как и он сам, потому что подчиняется капитану и не волен повернуть судно, а если он будет настаивать, ему пригрозят судом и прогонят, как прогнали Гусейна.
Но Басов как-то вдруг успокоился и посмотрел назад, словно измеряя глазами расстояние до горящего судна. Неожиданно он повернулся и молча зашагал к трапу. И так же молча, уже ни о чем не думая, двинулся за ним Гусейн.
На спардеке люди пугливо озирались, не узнавая друг друга при мерцающем свете пожара. Голоса то раздавались вперебой, заглушая друг друга, то снижались до шепота, и тогда становилось слышным каждое громко сказанное слово, и все вдруг оглядывались на говорившего, словно ожидая приказания, чтобы действовать.
На штурманском мостике у подхода к трапу виднелась высокая фигура Касацкого. Он стоял неподвижно и только изредка медленно поворачивал голову, когда усиливался шум внизу. Рядом с ним у самых перил прикорнула согнутая грузная фигура капитана. Он непрерывно двигался, проделывая массу мелких ненужных движений. Как бы от холода, он двигал плечами и принимался застегивать пуговицы кителя, но тотчас оставлял их и вертел головой, глядя то на горящее судно, то вниз, на спардек, вздыхая и ломая пальцы.
На спардеке слесарь Якубов, взволнованный и красный, вытирал платком мокрое лицо, и глаза его казались выпуклыми от навернувшихся слез...
- Пускай они спустятся сюда! - кричал он вне себя от гнева. - Пускай объяснят: почему уходим? Предсудкома, заставь их объяснить!
- Разговоры в сторону! - проскрипел Котельников, с ненавистью взглядывая на мостик. - Надо заставить их вернуться.
- Капитана сюда! - крикнул кто-то.
- Да здесь он, капитан.
- Где?
- Вон у перил корежится.
Наступила короткая тишина. Люди теснились у трапа, разглядывали неясную фигуру на мостике, на минуту забыв о пожаре, охваченные болезненным любопыт-ством.
- А мальчонка-то горит небось, - раздался в тишине жалобный голос Догайло. - Мальчонка, радист, ведь горит он, братцы, горит!
- Вернуться! - яростно крикнул Котельников, выкатывая глаза, и сразу неистовым криком взорвался спардек:
- Капитана сюда!
- Капи-та-на!
- Людей спасать надо! Слышите, вы!
- Арестовать их!
- Помполита сюда!
- Очумел ты, что ли? Вместо него механик. Нет давно помполита.
- Что только делают, прохвосты! Шлюпки спускать надо... Что они делают, товарищи?
- Об чем разговор? - заорал Хрулев, протискиваясь в толпе. - Гореть захотели? Ветер искры носит, а у нас разве не тот же груз? Бараны! - Он по-хозяйски расталкивал матросов и, проходя мимо слесаря, бросил с угрозой: - А ты потише. За срыв дисциплины знаешь что бывает? То-то!
Неожиданно он увидел Басова, появившегося из-за угла, и тотчас же торопливо посторонился, притиснув кого-то спиною к борту. Как-то сразу наступила тишина, люди расступались, давая дорогу, и в образовавшемся проходе быстро шел Басов, глядя прямо на капитанский мостик, словно прицеливаясь, и за ним по пятам двигалась огромная фигура Гусейна. Навстречу им кинулся Володя Макаров, бледный, задыхающийся от волнения.
- Валька Ластик еще там, я слышу его сигналы! - крикнул он как полоумный, хватая Басова за руку. - Я не могу слушать. Трусы мы или...
Басов оттолкнул радиста и взбежал на мостик. За ним сразу, бросилось несколько человек, и вся толпа молча хлынула к трапу.
- Эт-то что такое! - закричал Касацкий. - Потрудитесь вернуться назад. Евгений Степанович, прекратите безобразие, я не могу работать...