— Я вас позвал тогда, а вы не пошли, — сказал Гусейн укоризненно. — Где же он теперь?
— В тамбуре стоит… Но вы не вздумайте сказать ему что-нибудь…
— Не скажу. — Гусейн вынул из кармана медный пятак и подбросил его на ладони. — Знаете что? Идите себе в купе, как будто ничего не было. Понятно?
Она взглянула на него пристально.
— Вы хотите что-то делать? Гусейн…
— Изуродую его, как бог черепаху, — сказал он тихо и озабоченно, — только и всего.
— Вы с ума сошли!
— Ничего подобного…
— Не смейте! — Она вцепилась в его рукав и отчаянно зашептала: — Я вас умоляю, я кричать буду, если вы…
— Чего вы волнуетесь? — сказал Гусейн удивленно. — Если вам неприятно, я не трону его. А не мешало бы.
— Нет, нет, я вас прошу. Что за дикость! Я чуть было сама не ударила его. — Она повела плечами.
— Жалко, что не ударили…
— Нет, теперь я довольна, что удержалась. Вырвалась и ушла. — Она заговорщицки приблизила к нему лицо: — Сейчас вы меня больше испугали. Дикарь этакий! Только не отходите от меня, он может прийти.
Гусейн покосился и рассеянно поиграл пятаком. Она стояла рядом и разглядывала его с интересом.
— Послушайте, — сказала она наконец, — зачем вам вдруг понадобилась эта монета?
— Эта? — Гусейн раскрыл ладонь и тотчас, сжав кулак, сунул ее в карман. — Это обыкновенный пятак.
— Вижу, — с усмешкой сказала Женя.
— От него удар тяжелее… — неохотно пояснил он.
Девушка округлила глаза и вдруг прыснула хохотом. Она хохотала, отвернувшись к окну и закрыв лицо руками. Нахохотавшись, она вздохнула и закусила губу.
— Простите, — шепнула она, силясь подавить смех, — это что-то невозможное, вы просто потрошитель какой-то.
Потом она сразу стала серьезна и горячо сказала:
— Все-таки я благодарна вам — вы хороший товарищ. Теперь мы выйдем вместе, и вы поможете мне нести вещи. Как славно, что мы познакомились! Через несколько дней мы можем встретиться с вами. Хотите?
— Хочу, — пробормотал Гусейн; он осторожно освободил руку и оглянулся. — Кажется, идет кто-то.
Штурман Касацкий шел по вагону, тихонько посвистывая. Теперь, при вечернем освещении, он казался моложе и стройнее. Он шел, четко выбивая каблуками размеренные шаги и картинно развернув плечи. Поравнявшись с Гусейном, он посмотрел ему в глаза светлым, наивным взглядом. «Не вышло, — казалось, говорил этот взгляд, — попробуй ты теперь. Не зевай, малый».
— До чего нахальный, бесова морда, — сказал Гусейн, провожая его глазами. — Кто он такой, интересно?
Поезд пронесся между длинными рядами товарных вагонов, грохоча колесами на стрелках. В окнах замелькали вереницы огней, черные колонны перегонных печей, окутанные клубами дыма. Касацкий сидел у дверей на чемодане.
— Степь, жара и дым, — говорил он проводнику. — Где же цветущий край? Теперь вот извольте: копченый город. Чистейшее надувательство эта экзотика.
Он наслаждался угрюмым молчанием проводника и оглядывал пассажиров смеющимися быстрыми глазами.
Женя, украдкой наблюдавшая его, шепнула Гусейну:
— Этому человеку ничуть не стыдно, сейчас он глядел на меня и улыбался. Знаете, я его боюсь…
3
В ту ночь, когда новый танкер «Дербент» впервые встал у причала в нефтегавани, а будущий капитан его, Евгений Степанович Кутасов, последний раз ночевал дома, в ту самую ночь на приморском бульваре бесцельно прошатался до рассвета вновь назначенный механик «Дербента» — Басов.
С виду был он как будто немного пьян и очень задумчив. То подходил к воде и зажигал папиросу, то садился на скамью и подолгу глядел на звезды сквозь ветви акаций.
Перед рассветом, когда погасли огни на рейде и месяц утонул в море, он облокотился о парапет набережной и сплюнул сквозь зубы в плеснувшую волну.
— Поломалась жизнь, — сказал он тихо, — неудачная жизнь… Неудачник.
И он копался в памяти, восстанавливая обрывки прошлого и стараясь найти причину своего несчастья. Он думал о людях, которые были ему близки и из которых у него теперь никого не осталось. И трудно ему освоиться с мыслью, что все они живут здесь, в этом городе, а все-таки ему некуда пойти и он вынужден коротать ночь на бульваре.
Вот инженер Яков Нейман. Как улыбался он в те дни, когда встретились они впервые в доках! Был тогда Нейман весел, краснощек и речист, голос его, как удары гонга, звонко гудел по причалам.
Сблизились они во время зимнего судоремонта. Зимою в доках становилось тревожно. Суда десятками вставали на ремонт и забивали причалы. Цехи работали в три смены, по площадкам и подъездным путям слонялись штурманы, капитаны, механики судов. Они угощали папиросами обалдевших от усталости инженеров, заговаривали на третьем слове о том, нельзя ли вне очереди протолкнуть заказ.