На эти-то блестящие цепочки и засмотрелся штурман Касацкий, стоя на вахте в глухую полночь. Он поставил локти на перила мостика, запахнул тулуп и затих. Далеко за кормой извивались золотые змейки, и он следил за ними очень пристально и все не мог оторваться, хотя это созерцание было почему-то неприятно. Он обрадовался, когда внизу раздались голоса, и он перегнулся насколько возможно через перила, прислушиваясь.
— Здесь остров должен быть. Какой это?
— Чечен-остров.
— Ишь ты, Чечен. Да ты небось все море знаешь?
— А то как же! Сызмальства здесь плаваю.
Отвечал высокий тенорок боцмана, спрашивал хрипловатый, насмешливый голос.
«Хрулев, должно быть», — догадался Касацкий.
— Дядя Харитон…
— Ась?
— А где ты вчера был, когда мы мотор на палубе покрыли? Уж мы тебя искали, искали!
— Не помню, парень… Верно, дело какое было. Не помню.
— Залив-а-а-ешь! Гусейн сказывал, что ты на кухню забрался. Мертвым жуком притворился, значит? Ай да боцман!
— Врет он все… Грубиян он, обидчик!
— Верно, что грубиян. А все-таки?
— Да ведь кому охота тонуть-то, хе-хе. Старик я…
— То-то. А мне пришлось отдуваться. Его вчера чуть за борт не смыло, Гусейна-то, — добавил Хрулев, как бы вспомнив приятное.
Касацкий слушал с застывшей улыбкой, выставив из мохнатого воротника белое тонкое ухо. Но разговор кончился.
— Так! — вполголоса удовлетворенно сказал Касацкий. — Остров Чечен миновали. Надо засечку сделать…
Он вошел в рубку, зажмурил глаза от света и потянулся, выгибая спину, как сытый кот. Когда он наклонился над картой, где-то снаружи раздался долгий тяжелый звук, словно ударили молотком в железный лист, и тотчас же пронзительно вскрикнул на мостике Хрулев и распахнул дверь рубки.
— Ты что? — обернулся Касацкий. — Муха укусила?
Он увидел побледневшее, с разинутым ртом лицо Хрулева и прыгнул к двери. За кормою, в том месте, где до этого сверкали гирлянды огней, поднимался, качаясь, султан багрового дыма и сквозь него проступали мачты и переплеты снастей «Узбекистана», освещенные розовым светом. Касацкий подбежал уже к трапу, но вдруг остановился как вкопанный, покусывая пальцы. Перед ним опять появилось белое безглазое лицо матроса и хрипло заголосило:
— Помоги-и-и-те!
— Молчать! — крикнул Касацкий визгливым голосом. — Молчать и слушать команду! — Он затопал ногами и, схватив матроса за ворот рубашки, притянул его к себе. — Извольте успокоиться и слушать. Нужно обрубить буксир… Немедленно долой его, в воду… Понял? Ну, живо!
— Топор надо, — забормотал Хрулев, приседая. — Есть обрубить!
Касацкий оттолкнул матроса и скатился по трапу. Сзади мчался Хрулев, тяжело дыша и причитая;
— Сейчас, сейчас… ох, милые, голубчики, сейчас!
— Топор-то где? — спросил Касацкий, не замедляя бега. — Слышите, вы?
— В ящике пожарном есть, — простонал Хрулев, — сейчас достану… Ох, скорее!
Воздух всколыхнул гулкий удар взрыва, и за кормой вырос новый огненно-черный гриб дыма, посыпанный блестками искр. Торопливо забарабанил судовой колокол «Узбекистана», но тотчас оборвался и затих. На палубу выскочил Догайло. Он волочил спасательный круг, тыкаясь во все стороны, как слепой, и спотыкаясь. Наткнулся на люк и громко вскрикнул:
— Ай!
Сверху спрыгнул Хрулев и схватил его за руку.
— Дядя Харитон, давай топор скорее. Миленький, пропадаем!
— Топор? — лепетал Догайло оторопело. — Ни к чему теперь топор. Круги спасательные надо.
— Я тебя пришибу! — зарычал Хрулев. — Давай зараз топор, черт старый!
Догайло попятился, уронил спасательный круг, и оба исчезли из дрожащей полосы света, падавшей из-за кормы. Через минуту на освещенное место вынесся Хрулев с закинутым за плечо топором. Он взобрался на корму с удивительной быстротой, широко раскрывая рот от одышки. На палубе Догайло искал брошенный им спасательный круг, тихонько стонал и крестился. Наконец он нашел его и принялся надевать через голову, прислушиваясь к стуку топора, доносившемуся с юта. Когда дрогнуло судно, освобожденное от буксира, он шатнулся и сел на палубе, зажмурив глаза. На освещенное место выбежал Касацкий и наткнулся на боцмана.
— Есть! Целы! — сказал Касацкий, улыбаясь дрожащей, вымученной улыбкой. — Брось свою баранку, старик, буди капитана!
В это время из двери машинного отделения вышел Гусейн и остановился на переходном мостике, прислушиваясь.