На производственном совещании Нейман вдруг заявил, что половину судов необходимо перевести в другие доки. Нельзя заставить людей работать круглые сутки, тут на сверхурочных не выедешь. Инженеры переглядывались, как бы говоря: сознался. Директор устремил глаза в потолок, и лицо его напряженно застыло, как будто ему стоило большого труда сдержаться и дослушать Неймана до конца. Потом он вдруг раскричался:
– Понятно, почему в цехах такие настроения, если главный инженер сейчас вон до чего договорился! По этой болтовне нужно ударить…
Нейман упер руки в бока и злобно и сухо сощурился.
– Я рапорт подам. У меня цифры… – загремел он в ответ. – Митинговать-то легко чужими боками!
Казалось, эти люди ненавидели друг друга, так они кричали. Но Басов знал, что сейчас они сговорятся и выйдут курить в коридор. Он подумал о Мусе. Она будет ждать его всю ночь и слушать шаги за окном. Он выждал паузу и брякнул громко, так, что все обернулись:
– По-моему, надо нажать. Аврал – и все тут! О чем разговор?
Нейман перестал щуриться на огонь и молча сел. Инженеры заговорили разом. Бригадир Ворон, раненный при взрыве котла, с трудом повернулся на стуле и улыбнулся Басову. Когда совещание кончилось, Нейман остановил Басова в дверях.
– Ты можешь переночевать у меня в кабинете, – сказал он преувеличенно любезно, – там два дивана.
Басов кивнул и отвернулся. Ему очень хотелось домой. На причалах, в колеблющемся свете фонарей, двигались черные фигуры, подгоняемые гудками автокаров. Спускаясь в машинное отделение танкера, он видел запрокинутые пыльные лица сборщиков, смотревших на него снизу. Бригадир окликнул его:
– Надолго задержимся, видать?
Он припал к висячему чайнику, шумно глотая воду. Оторвался, размазал по лицу пот и подмигнул Басову. И Басов ответил:
– Надолго.
Под утро он зашел в кабинет Неймана. Там было холодно. В синее стекло окна постукивала ветка акации.
Он лег на кожаный диван и перед сном коротко вспомнил о Мусе. Ветер гудит в трубах, и трамваи уже двинулись из парка. Едва ли она спала в эту ночь…
Он увидел Мусю на другой день вечером, когда она вернулась с дежурства. Она соединила пальцы на его затылке, укололась о его подбородок и засмеялась. Было не похоже, чтобы она сердилась на него.
– Я позвонила к Нейману и узнала, что ты остался на ночь, – сказала она. – Знаешь, Нейман меня рассердил.
Она пристально посмотрела на его руки с ногтями, черными от мазутной грязи, сдвинула брови и задумалась.
– Я спросила, надолго ли тебя задержат, а он смеется: «Сколько потребуется, столько и просидит». Я бросила трубку. Дала бы ему по морде, чтобы знал. – Лицо ее стало темным от прилившей крови, мрачным и злым. – Он тебя не любит, – продолжала она, – тебя все там не любят за что-то… или боятся, не разберу.
Мне кажется, Саша, что у тебя никогда не будет удачи.
Счастье – другое дело! Может быть, ты и сейчас счастлив. Тобой затыкают дыры, а ты говоришь, что это аврал, и доволен. Что-то в этом есть жалкое и обидное до слез. Не сердись…
Слезы действительно выступили у нее на глазах, и она до боли сжала его руку. Он был поражен и не нашелся что ответить. Как это уже бывало, ее слова показались ему странными и лишенными смысла.
– Муська! – крикнул он с насильственной веселостью. – Прекрати панику, Муська! Кто это обидит меня? Ведь я же зубастый!
Он притянул ее к себе и погладил по волосам, но она упрямо отстранилась.
– Мне кажется, ты живешь как-то по-газетному, Саша. Другие поступают иначе. Я хочу, чтобы ты преуспевал в жизни.
Он не явился на следующую ночь, потом на третью. Муся вступила на ночную вахту, когда он вернулся домой. Казалось, она привыкла и перестала замечать его отлучки.
– Твой аврал затянулся, – говорила она шутливо. – Сколько их еще осталось до смерти? Скоро я стану старухой, командир.
В конце января танкеры вышли из ремонта. На собрании актива выступал Нейман. Он говорил о бессонных ночах, плохом снабжении и твердости духа. Говорил взволнованно и горячо, и ему долго аплодировали. Басов сидел рядом с Эйбатом.
– Я говорил с Нейманом и с начцеха Гладким, – сказал он, – все против. Посмотрим, что скажет актив!
Эйбат уныло поежился.
– Оставь, Саша. Как Нейман сказал, так и будет. Кто я такой? Зачуханный слесаришка.
– Испугался, – сухо сказал Басов, сбрасывая его руку со своего плеча. – Подлецкий у тебя характер, Закирия!
Он оглядывал зал, соображая, кто из присутствующих поддержит его. Вдоль рядов прошел бригадир Ворон, припадая на одну ногу и тяжело дыша. Он тащил свое искалеченное тело степенно и гордо, как простреленное боевое знамя. Басов подумал: «Этот будет за нас».