Выбрать главу

Подгорбунский утверждал, что профессия разведчика сродни профессии вора. Тут и там, дескать, потребны наблюдательность, сметка, быстрая реакция, смелость. Он не знал других специальностей и мог соотноситься лишь со своим прежним опытом.

Потом он вспомнил поучительный случай. Одна "гражданочка" в поезде боялась, как бы у нее "не увели" чемодан. Легла спать, а ноги положила на него. Подгорбунский, валявшийся на соседней полке, сделал вид, будто и он спит ("Я тогда был темный и несознательный, врагу своему не пожелаю воровской жизни"). Потом бесшумно подошел к соседке, двумя руками осторожно, касаясь только туфель, чуть приподнял ее ноги, а зубами вытащил за ручку чемодан. Дальнейшее потребовало огромного терпения ("Разведчик без терпения - сосиска без горчицы"). Медленно, очень медленно надо опустить на полку ноги спящей женщины.

Тут же один из бойцов лег на траву, и Подгорбунский, подставив разведенные большие и указательные пальцы обеих рук под пыльные сапоги, к радости разведчиков, продемонстрировал это "медленно, очень медленно".

Затем последовал вывод: иной раз надо нападать на противника в том месте, где он больше всего боится нападения. "Потому как от страха и сверхбдительности люди дуреют".

Подгорбунский ни в какую ие мог понять, почему его методика и его примеры не годятся. Надо было уже подавать команду "Приступить к занятиям", а мы с Володей сидели под кустом, и я, употребляя все доступное мне красноречие, убеждал его в непригодности воровских аналогий.

- Но ведь пример с гражданочкой очень поучительный, - возражал он. - А майор велит всегда проводить занятия на поучительных примерах...

Позже я узнал, что Володя не спешил перестраиваться. Однако всегда имел вариант на тот случай, "если кто- нибудь нагрянет", и при необходимости быстро переключался.

Но в разведке - мы ее с середины июня вели наблюдением, а потом и поиском - Подгорбунский был неизменно добросовестен, зорок, бесстрашен.

Именно к Подгорбунскому обратился помпотех командующего армией Павел Григорьевич Дынер, когда ему пришла идея отбуксировать подбитые танки, оставшиеся на нейтральной полосе.

С запасными частями для танков, как всегда, приходилось туго. Но сейчас, в предвидении небывалых боев, нельзя было с этим мириться. И Дынер решил поискать добра на нейтральной.

Вместе с Подгорбунским Павел Григорьевич километр за километром обследовал передний край. Каждый подбитый танк, оставшийся между нашими и вражескими окопами, брался на заметку. Потом разведчики вместе с бойцами СПАМа и эвакороты ползли вперед и сообща решали: позволяет ли обстановка буксировать танк, стоит ли это делать или лучше снять агрегаты,, некоторые детали и этим удовлетвориться.

Однажды из окопов первой линии я наблюдал за такой операцией. К подбитому танку прицепили полукилометровый трос. Тягач рванул. На гул мотора отозвалась немецкая артиллерия. Трос натянулся, зазвенел и... лопнул. Гитлеровские пушки не успокаивались.

С бруствера в окоп спрыгнул Подгорбунский:

- Товарищ генерал, прикажите, чтобы тягач смывался отсюда. Пусть где-нибудь в стороне тарахтит. Тогда немцы не поймут, что мы за танком охотимся.

Спустя примерно час, когда фашистская артиллерия затихла, а танк подцепили новым тросом, опять подошел тягач.

Таким манером в армии был сформирован "воскресший батальон" - тридцать пять танков. А сколько удалось добыть запасных частей и целых агрегатов!

Дынер не переставал восхищаться своим "помощником по разведке", как он именовал Подгорбунского:

- Чудо, да и только. Даже по запаху определяет, есть немцы поблизости или нет. Прирожденный дар разведчика...

В эти дни напряженной, всеохватывающей подготовки к новому сражению Горелов подписал приказ о зачислении навечно в списки первой гвардейской бригады ветеранов, геройски погибших в боях.

Смеркалось, когда бригада выстроилась на укрытом деревьями плацу. Прошелестел шелк гвардейского знамени, фанфарно-торжественный напев вечерней зари, варьировавший "Интернационал", устремился вверх и замер где-то высоко-высоко в недвижном синем небе.

И вдруг четко:

- Гвардии лейтенант Петров!

Отозвался молодой звенящий голос с правого фланга:

- Гвардии лейтенант Петров погиб смертью храбрых в боях за Советскую Родину!..

Одним из корпусов нашей армии командовал насквозь военный человек генерал Андрей Лаврентьевич Гетман.

Еще румяным парубком с едва пробившимися усиками пришел он на курсы "Червонных старшин". Поглядел: еда сытная, галифе выдают широкие. Записался.

Потом начались занятия, утомительные марши, учебные тревоги. Краснощекому парубку это не понравилось, и он удрал с курсов. Вернули, обучили, наставили на армейскую стезю.

После окончания Академии бронетанковых войск в 1937 году Гетмана назначили начальником штаба танковой бригады, комиссаром которой был я. У нас установились добрые отношения, которые могли стать дружбой. Но вскоре Андрея Лаврентьевича вызвали в Москву и послали командиром бригады на Дальний Восток.

Вновь встретились мы в сорок третьем году при формировании армии. Гетман раздобрел, посолиднел, но по сути мало изменился.

Андрей Лаврентьевич - рачительный командир, любящий все потрогать своими руками: не поленится забраться под танк, облазает все землянки, заглянет на батальонную кухню, битый час будет заниматься с отделением новичков, отрабатывающим действия одиночного бойца. Он тонко чувствует потребности боя и ими определяет свою службу.

От жары тугие, подпертые воротником кителя щеки Андрея Лаврентьевича приобрели прямо-таки свекольный оттенок. Он пыхтит, большим платком вытирает лицо, кожаную подкладку околыша и, грузный, большой, неутомимо топает вдоль линии окопов.

Из орешника несутся взрывы раскатистого хохота. И когда все уже кончили, один продолжает, видно, не в силах

унять смех.

- Молодежь, офицеры резвятся, - добродушно улыбается Гетман. Но вдруг настораживается.