– И какой же именно?
– Специальный танковый дизель…
И дальше Кошкин в очередной раз изложил свою идею. Он был уверен, что будущее принадлежит гусеничному движителю. По мнению конструктора, данный тип ходовой части радикально улучшит проходимость танка, плюс он даст значительно большую грузоподъёмность. И именно это обстоятельство позволит при одинаковых габаритах и мощности двигателя резко увеличить мощность вооружения машины и толщину её брони.
Сейчас это выглядит даже странно, что Кошкина не посадили и не расстреляли в те страшные 1937 –1938 годы. Видимо, у него нашлись грамотные «покровители» в соответствующем наркомате? Или он изначально действовал по заказу сверху? Очевидно, что там – «наверху» – шла ожесточённая подковёрная борьба между сторонниками вечной «модернизации» лёгкого БТ, что, по сути, было топтанием на месте и пустой тратой народных средств, и сторонниками принципиально нового «прорывного» танка среднего класса, отличавшегося от монстров с тремя башнями типа Т-28[20].
Как бы то ни было, на расширенном заседании Народного комиссариата обороны СССР 4 мая 1938 года Дмитрий Григорьевич Павлов, хотя и склонялся к гусеничному варианту, не рискнул перечить товарищу Сталину, который, как и всё Политбюро, благоволил колёсно-гусеничному движителю. К счастью, харьковских танкостроителей выручил Александр Александрович Ветров, который в 1937 –1938 годах под псевдонимом «Валентин Малино Рубио» участвовал в гражданской войне в Испании в должности заместителя командира Интернационального танкового полка по технической части. Он был участником боев под Фуэнтес-де-Эбро, штурма крепости Теруэль и последующей затяжной обороны Теруэля, а также обороны района Сегура-де-Лос-Баньонс-Монтальбан, где шли ожесточённые боевые действия. И он категорически выступил за необходимость создания гусеничного танка. В перерыве заседания Иосиф Виссарионович Сталин лично уточнил мнение Ветрова и принял соломоново решение: заказать заводу № 183 разработку сразу двух прототипов.
Но перед этим происходило следующее.
– Устранить противоречие между весом и проходимостью может только танк с гусеничным ходом, – сказал Кошкин. – Именно поэтому мы решили параллельно работать над проектом А-20Г. И мы просим Главный военный совет разрешить заводу закончить опытные работы над ним, подготовить к армейским и государственным испытаниям оба танка, чтобы можно было объективно сравнить, какой лучше.
Сталин набил свою любимую трубку, поднялся с дивана и, подойдя к раскрытому окну, закурил. Казалось, он не слышал ни споров за спиной, ни нападок на проект гусеничного танка. А выступления членов Военного совета и представителей Наркомата тяжёлой промышленности становились всё резче. И если понять позицию заслуженного кавалериста, героя Гражданской войны, который признавал только быстроходные лёгкие машины и даже название им придумал «кавалерийские танки», ещё было можно, то руководитель технического совета Наркомата, вроде бы инженер, удивил Кошкина. Выступил, словно проекта гусеничной машины не существовало, и ничего лучше танка А-20 и быть не могло.
И тут поднялся заместитель наркома обороны СССР Григорий Иванович Кулик.
– Тратя время и силы на несанкционированную машину, главный конструктор проявляет самовольство, и он вольно или невольно ущемляет заказанный Наркоматом обороны колёсно-гусеничный танк А-20. А ведь именно этот танк даёт нам высокую тактическую подвижность – главное условие успеха в сражениях, тем более что мы будем их вести за рубежом, где повсеместно отличные дороги. Ваша броня, товарищ Кошкин, ноль против артиллерии. Она вдрызг разнесёт любую броню любого танка, если тот не будет иметь скорость в пределах восьмидесяти километров в час. А ваш гусеничный и половины такой скорости не покажет. Ваши гусеницы имеют какой-то смысл лишь в дождь и грязь. Да к тому же перебьёт противник одну из гусениц – и всё. Весь танк мигом превратится в неподвижную мишень. Да и на отработку вашего танка потребуется лет шесть, не меньше. А мы ждать не можем. Вы будете делать А-20, и никто не позволит вам отвлекаться на всякую ерунду!
После этого Сталин повернулся к Кошкину:
– Вы можете что-то ответить вашим критикам?
– Я готов высказать свое мнение, товарищ Сталин.
– Пожалуйста, я вас слушаю.
Кошкин замялся на секунду, обдумывая ответ.
– За год наш коллектив создал проекты колёсно-гусеничного и гусеничного танков. И мне поручено заверить Центральный Комитет партии и Главный военный совет, что не позднее чем через год оба танка будут представлены на государственные испытания.
20
Как тут не вспомнить слова директора завода Ю.Е.Максарёва о том, что ему удалось заручиться согласием заместителя наркома среднего машиностроения Алексея Адамовича Горегляда и начальника Технического управления Главного автобронетанкового управления Ивана Андриановича Лебедева.