Сталин остановился, рассеянно погладил, не снимая варежки, ствол березки, затем зябко передернул плечами. И вдруг спросил:
— Какой калибр, вы полагаете, нужен тяжелому танку?
Вопрос оказал на Часова почти нокаутирующее действие: одно дело критиканствовать, гораздо труднее — давать конкретные пожелания. После минутного замешательства лейтенант неуверенно пробормотал, что с этого года в войска начала поступать 85-миллиметровая зенитка, можно бы ее попробовать. Иосиф Виссарионович задумчиво покивал, словно бы вдруг утратил интерес к беседе, но потом все-таки проговорил, тяжело разжимая челюсти:
— Мы думали поставить на КВ новую корпусную пушку калибром сто семь миллиметров…
У Алексея невольно вырвалось:
— Это же замечательно!..
На лице вождя мелькнула довольная улыбка — мальчишка ему явно нравился. Толковый, непосредственный и к тому же обращается по фамилии, а не по имени-отчеству, чего Сталин не переносил и не прощал. Он ласково хлопнул танкиста по плечу и зашагал обратно к Ворошилову, окруженному разросшейся группой командиров. И тут, неожиданно даже для самого себя, Часов спросил:
— Товарищ Сталин, как будет с Англией? Ведь Гитлер раздавит их, словно танк лепешку, а потом повернет на нас…
Он мгновенно съежился под тяжелым, снизу вверх, желто-зеленым кошачьим взглядом. Однако к его удивлению, голос Сталина звучал отнюдь не раздраженно, а размеренно, с поучающими интонациями:
— Англичане привыкли воевать чужими руками до последнего солдата союзников. Чемберлен и его хозяева старались натравить Гитлера на Советский Союз, чтобы два сильнейших народа континента обескровили один другого к удовольствию британского капитала. Но мы опять переиграли империалистов, и Германия увязла в Англии по меньшей мере на полгода. Если бы Гитлер отложил сейчас вторжение, то следующим летом он неминуемо бросился бы на СССР, а мы к тому времени не успевали должным образом подготовиться к отпору. Теперь же германское нашествие откладывается до сорок второго, когда Красная Армия будет способна быстро разгромить агрессора… Таким ют образом и надлежит рассматривать происходящие события, генацвале. В большой политике надлежит руководствоваться не эмоциями, но трезвым расчетом… — И он закончил задумчиво: — Политика вообще далека от критериев нравственности. На этой сцене играет роль один лишь критерий…
— Побеждает сильнейший, — пробормотал Часов.
Сталин снова улыбнулся, на этот раз как-то очень снисходительно. Затем, отрицательно помотав головой, произнес:
— Нет, юноша. Побеждает тот, кто умнее. Кто умеет просчитывать события на много ходов вперед.
Они уже приблизились к остальным, и те, моментально оборвав разговоры, устремили преданные взгляды на великого человека. Однако Сталин замедлил шаг и почему-то спросил лейтенанта, как в Красной Армии оценивают боевую готовность в свете итогов финской войны и нет ли среди личного состава разочарования мол, огромная военная держава так долго цацкалась с крохотным противником. Часов нехотя признал: дескать, да, имеются такие настроения.
Ответ, как ни странно, пришелся Иосифу Виссарионовичу по душе. С интересом оглядев старшего лейтенанта, он осведомился, на каких танках довелось служить Часову. Наверное, Лехе было бы проще сказать, на каких машинах он не катался. В училище курсантствовал на стареньких, выпуска 20-х годов, МС-1, службу в Туркестанском округе начинал на Т-26 и плавающих танкетках Т-37, но вскоре пересел на БТ-5, с которым и отправился в Монголию. После Халхин-Гола попал в подмосковную бригаду тяжелых танков, но в финских снегах его трехбашенный Т-28 был подбит, и Часову пришлось пересесть на БТ-7. Потом война кончилась, и Часов получил взвод КВ.
— Стало быть, опыт имеете немалый. — Сталин одобрительно улыбнулся. — Чувствую, придется вам съездить за границу. Надо посмотреть опытным глазом на иностранные танки.
Он велел порученцу записать данные Часова, чтобы разыскать старшего лейтенанта, когда появится надобность. Затем Сталин снял теплую вязаную варежку, пожал парню руку, поблагодарил за очень интересную приятную беседу и, махнув Молотову и Ворошилову, направился к своему «ЗИСу».
Танкисты взмолились, упрашивая вождей сфотографироваться на память. Кремлевские обитатели не стали возражать. Щелкнул затвор новенького малоформатного «Спорта», запечатлев групповой снимок на память, и через минуту автомобили скрылись за пологом возобновившегося снегопада.
Сослуживцы обступили растерянного лейтенанта, возбужденно расспрашивая, о чем он так долго разговаривал с высочайшим гостем. Особенно горячился подполковник Щебетнев, но его беспокоило в основном, не выяснял ли вождь партии насчет благонадежности комсостава дивизиона.