Практически общим местом в выступлениях всех участвовавших в разборе командиров стала констатация слабой организации взаимодействия. Танкисты упрекали пехоту в том, что пехота не поднималась в атаку за танками, не обеспечивала действий танков на поле боя, не сопровождала их в бою и не закрепляла достигнутого танкистами успеха (например, «В 11.00 24.8.42 по приказу командира 1060-го стрелкового полка 264-й стрелковой дивизии рота малых танков бригады перешла в атаку. Маршрут боевого курса роты 1060-м полком не был обеспечен в инженерном отношении, разведка не была произведена, местность не разминирована, в результате чего часть танков подорвалась на минах и, понеся потери от бомбардировки авиации противника, возвратилась в исходное положение. Небольшая группа пехоты 1060-го полка 264-й дивизии в атаку не переходила и находилась в 200 м позади танковых рот»65). Представители стрелковых частей высказывали недовольство отрывом танков от пехоты на поле боя. Артиллеристы указывали на то, что «пехотные и танковые начальники в процессе боя собственной артиллерией не руководят. Конкретных задач в ходе боя этой артиллерии не ставится. Полковой и противотанковой артиллерии приходилось работать самостоятельно (стихийно). (…) Орудия сопровождения и их действия еще не все поняли правильно, иногда требовали, чтобы они наступали впереди танков и пехоты, это совершенно неправильный взгляд».66
Много нареканий вызвали организация управления войсками и боевое применение войск. В частности, отмечались многочисленные примеры потери связи и управления: «Штабы часто переходили на новые КП, не имея там связи ни с частями, ни со штармом.67 Все это происходило потому, что начальники штабов не ставили заблаговременно в известность начальников связи о местах новых КП и времени перехода на них. Начальники связи часто узнавали в последнюю минуту о переходе, не успевали ставить задачу представителям от отдела связи и организация связи как правило запаздывала. (…) Основным недостатком в работе подвижных средств68 было блуждание в поисках КП соединений и частей, т. к. не всегда в штабе было известно (не доносили своевременно), где в данную минуту находится тот или иной штаб».69 Также в качестве причин частого нарушения связи отмечались недостатки в организации проводной («Проводная связь… часто нарушалась, медленно исправлялась, дисциплина на линиях отсутствовала. Основной причиной перерывов связи являлось нарушение правил постройки линий, линии прокладывались близко у дорог, плохо подвешивались и поэтому рвались танками и машинами. Не учитывался своевременно габарит машин в связи с маскировкой их большими ветками. Кроме того, первые три дня линии часто рвались авиабомбами противника»70) и радиосвязи («…отставание рации от штабов, особенно в начальный период операции, отсутствие оперативных работников на радиостанциях корпусов и дивизий, явка их по вызову зачастую совершенно не подготовленных к переговорам по радио, несвоевременная смена ключей к переговорным таблицам…»71). Наряду с примерами хорошей организации радиосвязи («Наиболее полно и лучше радиосвязь была использована в 15-м танковом корпусе и 179-й отдельной танковой бригаде. Командир 15-го танкового корпуса все время рации держал при себе и сам лично управлял бригадами по радио. В 179-й отдельной танковой бригаде очень хорошо была организована радиосвязь взаимодействия с артиллерией. Все заявки на артиллерийский и минометный огонь давались по радио»72) отмечались и «…случаи в полках 264-й стрелковой дивизии проявления радиобоязни, когда командиры стрелковых полков не разрешали держать рации на своих КП из-за боязни, что их засекут».73
Резкой критике в ходе разбора операции подверглись недостатки в организации разведки: «Опыт боев показал, что разведку организовать и вести так, как этого требует современная война, мы не можем, а всем известно, что воевать без разведки нельзя… В силу того что разведки не было или она была плохо организована, некоторые командиры со своими войсками наталкивались на противотанковую оборону противника и несли большие потери… Перед принятием решения командиры не заслушивали разведчиков, а их вспоминали только после боя и особенно неудачного боя».74
Неоднократно упоминалось также слабое применение пехотой и танками собственного вооружения и стремление командиров перекладывать решение любых тактических задач на армейскую артиллерию и тяжелую артиллерию усиления: «Пехотные огневые средства ближнего боя — винтовки, автоматы, пулеметы, ружья ПТР, ротные минометы, орудия ПТО и полковые пушки — в бою использовались плохо. Мало из них стреляют, а начальники требуют все время стрельбы из артиллерии более крупных калибров».75 «Не использована вся мощь огневых средств частей, борьба за уничтожение огневых точек противника со стороны отдельных командиров сводилась к заявке на открытие артогня для подавления огневых точек противника».76 В качестве курьеза упоминалось о неоднократных заявках на уничтожение отдельных групп автоматчиков противника огнем гаубичных и пушечных артполков РГК.77 С одной стороны, отмечался большой расход боеприпасов артиллерии крупных калибров (122-мм гаубичных — 2,1 боекомплекта, 122-мм пушечных — 5,2 боекомплекта, 152-мм гаубичных — 3,4 боекомплекта, 152-мм пушечных — 4,6 боекомплекта78); с другой стороны, констатировалось, что расход боеприпасов полковых орудий составляет 1,1 боекомплекта, 45-мм снарядов «израсходованы единицы»,79 а расход боекомплекта танковыми орудиями составляет в среднем 6 снарядов на танк за 20 дней боев.80