— Хоть и рано еще, но давайте-ка зайдем в парк, посидим, подышим свежим воздухом, поговорим, — предложил Алексеев.
Предъявив документы стоявшим у высоких металлических ворот автоматчикам с красными нарукавными повязками, все вошли в парк и направились по широкой асфальтированной платановой аллее к месту проведения совещания. Генерал на ходу задавал вопросы Шутову и Хромову, пытаясь выяснить состояние и боеспособность танковой бригады.
— Как настроение людей? Устали танкисты?
— Устали, товарищ генерал, — откровенно ответил Шутов. — Но приказ выполним.
— Обязательно, — подтвердил Хромов. — Люди рвутся в бой.
Генерал посмотрел на часы: до начала совещания оставалось сорок минут.
— Присядем, товарищи. Хочу я подробнее узнать у Степана Федоровича о ночном бое с вражеской танковой группировкой.
Генерал первым подошел к длинной с высокой спинкой скамье, стоявшей в тени деревьев, сел, достал трубку, закурил.
— Ну, рассказывай, Степан Федорович, — обратился он к Шутову.
— Все произошло очень быстро, товарищ генерал, — начал рассказ подполковник. — Немецкая танковая часть расположилась на большой лесной поляне, неподалеку от двух дорог. Очевидно, немцы не ожидали, что советские танки могут здесь появиться. А мы, честно говоря, километров семьдесят отмахали за день. На два часа остановил бригаду на отдых. Предполагал, разведав путь, продолжать движение. Тут-то мы и обнаружили немецкую танковую часть. После этого пришлось изменить планы. Решил на расстоянии полутора километров от вражеской группировки выбрать огневые позиции и скрытно подтянуть танковые батальоны и полк самоходных орудий. Сделали заблаговременно расчеты для стрельбы и сообщили командирам танков и самоходно-артиллерийских установок. Ночь темна, ничего не видно. По сигналу ударили одновременно. На несколько секунд пламя осветило всю поляну. Противник стал виден, словно на ладони. Что там было! Я сам видел, как в панике разбегались в разные стороны немцы и румыны. А потом танкисты в боевом азарте рванули туда. Вот немцы и оставили свои танки. На следующий день немецкая авиация так ожесточенно бомбила нашу бригаду, что пришлось прекратить движение и укрыть танки в лесу. По вашему приказу выступили ночью на Васлуй. Двигались через горы. Сначала дорога не вызывала опасений, потом стала еле проходимой: узкая, с крутыми поворотами. Неожиданно колонна встала. Радист передал мне сообщение командира головного батальона: двигаться дальше нельзя, впереди препятствие. Подхожу к первой машине. Темно. Людей узнаю по голосам. «Мы там, у большого валуна, от пути уклонились, — говорит младший лейтенант Ахметов, — надо было взять правее». Лучом фонарика освещаю путь впереди танка. Вижу расщелину метра полтора шириной, а глубиной — дна не видно. «Эту штуку можно в два счета перепрыгнуть», — заявляет механик-водитель Млинченко. Я засомневался: «Перепрыгнуть? В темноте? А если впереди дорога окажется вообще непроходимой?»
А Млинченко продолжает: «Все равно назад не развернешься, ущелье узкое». Танкиста поддержал подошедший начальник политотдела: «Если и сумеем возвратиться на дорогу, времени потеряно много». Я и сам понимал, что другого выхода нет. «Хорошо, — говорю. — Будем прыгать!» Передний танк отошел немного назад, разогнался и довольно легко проскочил над пропастью. За ним последовали остальные. Километров через пять вышли как раз на ту дорогу, по которой должны были идти. Даже выиграли время за счет того, что шли напрямик. Спустились в долину Бечешти — Васлуй.
На подступах к городу Васлуй встретилась подвода. На ней румынские солдаты и офицер. Офицер спрыгивает, просит остановиться. Останавливаю колонну, подзываю его к танку. Козырнув, офицер на ломаном русском языке говорит: «Господин старший офицер, мы к вам в плен». Я приказал сдать оружие. «Господин офицер, немцы ожидают вас и готовят танковую контратаку». — «Много у них танков?» — спрашиваю. Пожимает плечами: «Боюсь ввести вас в заблуждение, но немало».
Действительно, вскоре головной дозор обнаружил танки. Пришлось вступить с ними в бой. Восемь танков вывели из строя, сами потеряли пять.
— Что ж, Степан Федорович, спасибо за рассказ. Не люблю быть оракулом, но думаю, что быть на твоей груди второй Звезде, — сказал генерал. Он взглянул на часы и поднялся. — Нам пора, товарищи.