Полковнику Алексееву приятно было сообщить командирам и начальникам штабов боевой приказ. За прошедшие с начала войны два месяца ему десятки раз пришлось разъяснять командирам и политработникам, бесконечно писавшим рапорты с просьбой о переводе в действующую армию, что они нужны здесь, что именно на них возложена защита Советского Закавказья. Правда, последние сообщения Совинформбюро были настолько тревожны — враг захватил Николаев, вышел к Днепру, пытается взять Ленинград и Киев, — что и сам Алексеев стал просить перевода на фронт. И вот наконец его дивизия, полнокровная, состоящая из кадрового состава, имеющая достаточное количество танков, вводится в дело.
…В это раннее августовское утро Аракс необычно спокоен. Танки, облепленные пехотинцами, форсируют реку. Впереди иранская земля. Колонны с десантом устремляются в глубь страны. Узкая горная дорога, крутые подъемы и спуски на перевалах. В долинах поля со скудными посевами пшеницы, ячменя, проса. Крестьяне, одетые в широкие домотканые штаны и широкополые войлочные шляпы, серпами жнут хлеб. При появлении войск они, пугливо озираясь, раскланиваются.
Колонна идет в сплошных облаках пыли, которая проникает в танки, забивает глаза, попадает в горло, вызывая мучительный кашель. Незаметно утренняя прохлада превращается в полуденную раскаленную духоту. Легкие танки с бензиновыми двигателями, а их в дивизии большинство, сильно перегреваются, не успевая остыть на коротких остановках. С танкистов градом льет пот, все труднее становится дышать. Поочередно они подбираются к люку и поднимаются вверх. Но и там горячий воздух обжигает лицо. Кажется, чем быстрее идет танк, тем раскаленнее воздух.
Штабные автобусы движутся в колонне броневиков, мотоциклистов, автомобилей с рациями. В одном из автобусов командир дивизии, комиссар, начальники штаба, связи и разведотдела дивизии читают полученное по рации донесение головного дозора: «При подходе к мосту через реку Акчай обстреляны ружейным огнем подразделения иранских войск. Группа в двадцать шесть иранских солдат и трех офицеров задержана. Остальные укрылись в прибрежном лесу».
Неподалеку от металлического моста, на высоте тридцати — сорока метров над бурной горной рекой, остановилась колонна штаба. На ровной площадке Алексеев увидел толпу разоруженных солдат в чужой форме. Рядом кучей лежали винтовки с широкими ножевыми штыками. Вскоре два красноармейца ввели в штабной автобус смуглого высокого человека в мундире светло-песочного цвета с погонами и знаками различия иранской армии. Он поклонился. На вопрос Алексеева назвать себя и объяснить мотивы начатой иранскими солдатами стрельбы офицер, назвавшись начальником военного гарнизона Карандзина, ответил:
— Иранское военное командование приказало открыть военные действия против русских и не допустить их в свою страну. Я и мои солдаты действовали по приказу. После того как гарнизон сделал несколько залпов, я решил, что свой долг выполнил и приказал сложить оружие.
— Известно ли вам о мирной цели ввода советских войск в Иран и знакомы ли вы с содержанием Советско-Иранского договора 1921 года? — спросил Алексеев.
— Ни о договоре, ни о цели ввода русских войск я ничего не знаю.
Начальник Карандзинского гарнизона не знал также ни о местонахождении основных сил иранской армии, ни о том, что в южную часть Ирана вступили английские войска.
— Скудны же знания иранского офицера, — усмехнулся Липатов, когда пленного увели. — Подумать только, ни об истории отношения наших стран, ни о сегодняшних событиях в Иране он не имеет представления.
— Да, конечно, — согласился Алексеев, — но основной вывод, который можно сделать по заявлению офицера, все-таки другой: иранская армия не желает воевать против нас.
…Пройдя за день более ста километров, дивизия вошла в город Хой. После ночевки в чужом безлюдном городе танковая колонна по гористому плато восточнее огромного озера Резайе двинулась на Тевриз. На пути, перед городом Софианом, войска прошли мимо рубежа обороны, состоявшего из нескольких рядов колючей проволоки, трех-четырех линий траншей. Иранских войск здесь уже не было. Дивизия беспрепятственно вошла в Тевриз.
Ровные кварталы двух- и трехэтажных светлых домов, прямые улицы, минареты с острыми, взметнувшимися вверх шпилями. Множество лавок, чайных. Но улицы безлюдны. Население, поверив усиленно распространяемым слухам о предстоящих погромах, укрылось в горах, спряталось в подвалах домов.