Николай перещелкнул переключатель, настраиваясь на резервный канал, так как на основном стоял вой и скрежет от помех систем РЭБ, забивавший любой сигнал. Как оказалось, вовремя. В наушниках раздался спокойный голос командного пункта.
— Сова Один, Заслону. Засечено двадцать четыре крупные скоростные цели. «Фантомы», возможно «Иглы».
И столь же спокойный, словно на учениях, ответ командира полка.
— Заслон, Сове Один. Принял. Всем. Работаем по плану…
«Фантомы» семьдесят четвертой эскадры западногерманских ВВС вылетели на перехват появившихся воздушных целей быстрее принятых в НАТО норм только из-за так и не успевших закончиться учений. Обычное время подготовки даже дежурного звена было настолько большим, что нарушитель воздушного пространства успел бы долететь до бельгийской границы[1].
А сейчас все боеспособные перехватчики F-4F, вооруженные каждый двумя «Воробьями» (AIM-7E Sparrow) и четырьмя «Гремучниками»[2] (змея в пустынях США, название ракеты AIM-9 Sidewinder), мчались вперед, чтобы отбить вторжение русских самолетов. Встречи с русскими они не опасались, ведь их самолеты намного лучше, чем у отсталых коммунистов. Большинство переживало только о том, не дойдет ли дело до «нюков».[3] Многие оптимистично гадали, сколько дней понадобится армиям западных союзников, чтобы дойти до Варшавы. Но тут на экранах появились первые отметки целей и все посторонние мысли ушли в сторону у всех летчиков, сидящих в боевых машинах. Локаторы «Фантомов» обнаружили обе группы противника — и летящую на высоте и низколетящую, но не смогли засечь четверку на предельно малой высоте. Впрочем, даже если бы они ее и обнаружили, толку было бы мало — «Спарроу» на западногерманских самолетах были не самой последней модели и били только на тридцать пять километров, плохо захватывая цели на фоне земли. Зато на машинах советской второй эскадрильи висели только Р-24, дальнобойностью в полтора раз выше. К тому же русские, летящие ниже германских истребителей, что увеличивало дальность обнаружения и захвата целей, воспользовались своим преимуществом.
— Восемьсот второй и третий Сове один. Распределение слева на право, пуск по готовности. Атака!
Двенадцать ракет понеслись к начавшим маневрировать целям. Поздно! Большая часть самолетов противника не успела войти в противоракетный маневр. «Фантом», даже в модернизированном, облегченном, чисто истребительном варианте, уступал в маневренности русским самолетам. И уж тем более имел мало шансов уйти от ракет «воздух-воздух». В чем убедились экипажи большинства из обстрелянных машин. Остальным повезло, но очень по-разному. Кто-то все же успел поставить помеху, у кого-то из русских сорвалось по неопытности наведение и ракеты просто ушли мимо цели. А пара ракет промахнулась, уйдя куда-то в молоко из-за отказа электроники, о чем конечно никто не узнал. Раздосадованный промахом летчик так и не понял причины, по которой его ракета не попала в цель. А потом ему стало не до переживаний…
Воздушный бой только внешнему наблюдателю кажется стремительным. На самом деле для сидящего в кресле самолета секунды растягиваются в часы, иногда он успевает даже соскучиться в ожидании боя. Вот и сейчас «засадное» звено «неторопливо» подтягивалось к начавшейся воздушной схватке. Пока на высоте около трех тысяч две большие группы самолетов сошлись в настоящей «собачьей схватке», четверка МиГов, не включая радаров, вышла на малой высоте западнее района сражения. И сразу же на теплопеленгаторах появился сигналы четырех целей, летящих навстречу. В наушниках запищало, потом раздался тройной щелчок. Через секунду — еще раз. «Сигнал — атака!» Убедившись в надежном захвате головкой наведения ракеты противника, Николай сбросил баки. Переводя крыло в боевое положение, он бросил машину в кабрирование. И одновременно нажал кнопку «Пуск». Под левым крылом полыхнуло. В кабине замигали тревожные индикаторы — это сработала система защиты двигателя от помпажа. Дымные, быстро исчезающие следы умчались вперед. Одновременно запищала система предупреждения. Загорелись красные огоньки на пульте. На этот раз непрерывный сигнал сообщал не просто об облучении самолета, а о пойманном излучении в режиме пуска ракет. Резко свалив самолет в кабрирование, Николай сообщил ведомому.
— Восемьсот пятый восьмисотому. Влево кабрируем!