К слову сказать, «Тигров» было немного — порядка десяти штук в первых рядах. За ними, во втором и третьем рядах виднелись машины размером поменьше — «Пантеры», T-IV и даже T-III. Один из ползущих «Тигров» подорвался на мине. Под гусеницей у него вспыхнуло пламя, полетела земля, взмыло облако чёрного дыма. Когда дым отнесло ветром, Паша увидел, что башню у «Тигра» сорвало и ствол уткнуло в землю.
Совсем рядом с танком Павла раздался оглушительный взрыв. Он посмотрел в щель — горел танк командира его роты. Башни на нём не было, лобовая броня сорвана, а пламя гудело и ревело, как из огромной паяльной лампы.
На одной линии с танком Павла шли «тридцатьчетвёрки», однако номера на башнях были ему незнакомы. Похоже, из их роты остался он один.
Немного приотстав, за Т-34 ползли КВ. Этот танк уступал Т-34 в скорости, имел такую же пушку, но по бронированию значительно его превосходил. Среди подбитых и уже горевших наших танков Павел не увидел ни одного КВ. Кое-где между танками виднелись наши самоходки. Видимо, в бой бросили всё, что могло противостоять прорвавшимся немецким танкам.
Танк Павла оказался в первой линии. Он не стал мудрствовать, а решил стрелять по той цели, которая была прямо перед ним. Это был T-IV.
Пашка выстрелил в самое уязвимое его место — в низ башни. Для пробития башни ещё далековато, но отрикошетивший от наклонного броневого листа снаряд пробивал верхний лист корпуса.
Так и получилось. После выстрела T-IV по инерции прошёл ещё немного, потом встал. Он не загорелся, из него не повалил дым, не выбирались танкисты. Но он не шёл и не стрелял.
Остановившийся танк попытался обойти ещё один, подставив на несколько секунд свой борт. Павел не преминул воспользоваться счастливым случаем и влепил ему в борт снаряд. T-IV вспыхнул сразу — как свечка.
На поле боя горели или стояли неподвижно уже многие десятки боевых машин. В небо поднимались клубы чёрного, едкого дыма. Дым ограничивал видимость, и другие танки стали появляться из-за горящих машин для противника внезапно. Два танка — наш и немецкий — из-за дыма столкнулись, сцепились, как два лося в гон.
Теперь было уже не понять, где свои, где чужие. Экипажи подбитых машин выбирались из танков и устраивали между собой перестрелку из пистолетов и автоматов, временами дело доходило до рукопашной.
Из-за тесноты внутри танка в танкисты, как у нас, так и у немцев, брали мужчин невысокого роста, как правило — не выше 172 сантиметров, но физически крепких. Потому и те и другие дрались остервенело, до последнего.
Боевые линии танков уже сошлись. Где-то немцы вклинились в наши порядки, а где-то — наши в их. С обеих сторон командиры подразделений просили о помощи, и командование посылало всё новое и новое подкрепление. Танки сползались на поле под Прохоровкой, как стервятники слетались к падали.
Неожиданно в наушниках раздалось:
— Всем «коробочкам» — отход! Повторяю — отходить! Немецкие бомбардировщики!
Голос был незнакомый. Из командиров по голосу Павел узнавал лишь командира роты, но он погиб. К тому же рация голос искажала — иногда до неузнаваемости.
А угроза бомбёжки серьёзная, реальная. Только сомнения появились — вдруг немцы вышли в эфир на нашей волне? Он начнёт отход, а его в трусы запишут? Он осмотрелся. Да нет, не запишут. «Тридцатьчетвёрки» остановились сначала, а потом дали задний ход. Самое интересное, что и немцы начали пятиться.
Так танк Павла и пятился до ложбинки, в которой можно было укрыться. Через смотровые щели Павел смотрел назад и подавал команды механику-водителю.
Они не успели замаскироваться, как послышалось противное завывание моторов.
— Все из машины! — скомандовал Павел.
Экипаж укрылся в воронке.
С запада на поле боя заходило несколько десятков пикировщиков «Ю-87».
— Сейчас начнётся! — сказал заряжающий Виктор, наблюдая за бомбардировщиками.
Бомбардировщики нанесли удар по полю боя, по нашим подбитым танкам. Немецкие танкисты поняли ошибку бомбардировщиков и пустили со своих позиций две белые сигнальные ракеты в сторону наших позиций.
Со второго захода пикировщики нанесли удар по нашим танкам.
— Где же наши истребители? — подосадовал Павел.
Пикировщики безнаказанно сбрасывали бомбы минут десять, и только тогда появились две пары наших «яков». Но их связали боем немецкие «мессеры», до того вившиеся высоко под облаками.