- Эй, билин, урод, - и что-то на своем языке, - машина зачем глушил, а!? Я все знаишь, я все знаишь! А сам тормоз не снималь, да!? Вилазий, билин, бегом бегать будишь, тебе машина ездить нельзя совсем!
- Да сейчас заведу, не ори, маймун, - тоже сорвался Серега, которого за это утро уже совсем достали.
- Вай, это кито маймун!? Ти, душара, сколько служиль, а!? Зачем дедушка маймун говориль!? Я...
- Да пошел ты, - Серега выдернул шнур шлемофона из тангенты, и, сняв машину с передачи, даванул кнопку стартера. Двигатель как будто ждал этого, завелся буквально с полоборота, взревел торжествующе, выбрасывая струю сизого дыма и пятная черными крапинками отработанного масла снег. Торопясь уехать, Серега включил сразу вторую, и бросил педаль сцепления. Солдат-инструктор, уже отцепившийся от связи, схвативший досыльник пушки и стоявший на скользких наружных баках, от резкого рывка не удержал равновесия и кувырком полетел с машины, исчезнув в снежном вихре около гусениц танка.
Курсант, маявшийся на смотровой площадке в качестве наблюдателя, почти завизжал:
- Товарищ полковник, Попов инструктора задавил!
Ответа не было. Иваницкий мучительно боролся с камнем, который моментально возник в груди, и теперь стремительно расширялся, преградив путь воздуху. Застыл с открытым ртом командир взвода капитан Малина, сжимая побелевшими костяшками пальцев спинку стула. Танк удалялся от вышки, взвихренный снег оседал, позволяя увидеть скорченное темное тело. Полковник, наконец, дотянулся трясущейся рукой до термоса с остывшим чаем, и, проливая кирпичного цвета жидкость, сделал несколько мучительных глотков. Грудь слегка отпустило, он смог просипеть Малине:
- Санинструктора...живо...туда...танк...остановить
Бледный как полотно Малина рванулся было к выходу, но тело в колее, еще секунду назад казавшееся абсолютно безжизненным, вдруг вскочило на ноги, и попыталось догнать уходящий танк, потрясая зажатым в руке досыльником. Попытка эта была заведомо обречена на провал, и, пробежав шагов десять, солдат остановился, продолжая размахивать руками и выкрикивать что-то уж совсем нецензурное.
- Живой! - радостно заорал снаружи наблюдатель, тоже зачем-то размахивая руками, как небольшая ветряная мельница.
- Идиоты, - просипел Иваницкий, кулем оседая на стуле, - я из-за вас до пенсии так и не доживу. Попову двойку за нарушение мер безопасности, понял капитан? Пусть в отпуске здесь сидит, - багровость постепенно сходила с лица полковника, открывая путь всему, что накопилось внутри за эту пару минут. - Куда этот безголовый клоун попёр!? Остановить его немедленно!
Уже порозовевший капитан Малина тщетно попытался вызвать таявший в ослепительной белизне танк.
- Брось, капитан, - окончательно пришел в себя Иваницкий, - за отключенный шлемофон я ему двойку еще и по связи выхлопочу. Бешеной собаке сто верст - не крюк, через десять минут примчится, тогда и получит свое. Построй-ка мне взвод, будем осуществлять воспитание через коллектив.
* * *
Яркая вспышка ослепила Серегу в тот момент, когда он уже в полной мере ощутил радость движения, разогнавшись по мягкой снежной трассе. Фиолетовое пламя полыхнуло в приборе наблюдения, заставив зажмуриться. Машина резко остановилась, и Серега полетел головой вперед.
По танку плыла звенящая тишина. Машина застыла почти вертикально, и Серега лежал на спине, как космонавт на старте, задрав ноги выше головы. Правая скула горела огнем, осторожно прикоснувшись к ней, Попов увидел на руке кровь.
- И что это было? - спросил он тишину. - Овраг, что ли?
Танк деликатно промолчал в ответ, продолжая подмигивать сигнальными лампочками, да журчала перетекающая по днищу в корму талая вода. В прибор наблюдения, теперь находившийся над головой, струился ярко-желтый свет, мало напоминающий о январской стуже. Кряхтя и ругаясь, в несколько приемов, Попов все же встал коленями на спинку сиденья. Края валенок упирались в подколенные сгибы, широкий ворот комбинезона зацепился за что-то, а ремень противогазной сумки вообще порвался, однако Попов сумел дотянуться до триплекса и посмотреть наружу.
Видно было в основном блеклое, словно выцветшее небо, и кусок какой-то грязно-желтой скалы с чахлым деревом, из последних сил цепляющимся за камень обнаженными корнями. С трудом отцепив воротник, Серега вторично, и уже обстоятельно оглядел доступный сектор. Увы, перемены в пейзаже были минимальны - дерево все также цеплялось за скалу, но на самой толстой из его веток теперь сидела черно-серая, облезлая птица, похожая на ворону, сосредоточенно ковыряющая желтым клювом в остатках перьев. Попов потряс головой, скривился от боли в разбитой скуле, но картина меняться отказалась, разве что ворона закончила манипуляции с собственным телом и сорвалась куда-то вдаль.
- Ну что ж, - рассудительно сказал он сам себе, - придется вылезать. А что делать?
Сказать оказалось легче, чем совершить, но Попов все же выкрутил и откинул тяжелую броневую крышку. Навстречу ворвался поток горячего воздуха, запорошив глаза пылью, и заставив моментально вспотеть в ватном комбинезоне.
Протерев кое-как глаза, он выкарабкался из люка, уселся около торчащей в зенит пушки и огляделся. До самого горизонта расстилалась каменистая равнина, щедро присыпанная черным, желтым, синеватым, серым, красно-бурым и бог его знает каким еще щебнем и песком. Пейзаж разнообразили лишь выветренные скальные останцы из грязно-желтого песчаника. Кое-где к скалам лепились, словно специально изувеченные, лишенные листьев деревца, раскачивающиеся под порывами ветра. Ветер дополнительно забавлялся раскручиванием небольших песчаных смерчей, и пытался как можно быстрее засыпать танк, чужеродной громадой торчащий из широкой расселины.
Плотный снег, облепивший танковый корпус, на глазах превращался в грязные струйки воды, бесследно исчезающей в песке. Почти такие же струйки потекли по Серегиному лицу из-под мехового шлемофона: "Средняя Азия? Каракумы, что ли? Но как это - минуту назад я в Поволжье, а сейчас уже в Каракумах? Бред, не может так быть. Или может? Секретный эксперимент? Р-раз! и переместился на полторы тысячи километров, так что ли? А почему вокруг никого?"
Попов повертел головой и снял шлемофон, пытаясь уловить шум лопастей поисковых вертолетов. Тщетно. Лишь свистел в скальных расщелинах ветер. "А вдруг это не Каракумы? А если это какая-нибудь китайская Гоби? Или того хуже - афганская Дашти-Марго? Капитан Малина про нее примерно так и рассказывал". Сереге стало совсем тоскливо. Пытаясь подавить нарастающую панику, он излишне деловито избавился от теплой одежды, а затем, подумав, и от полушерстяного зимнего обмундирования, оставшись в одних кальсонах. Военный билет, покрутив в руках, засунул вместе с комсомольским билетом в противогазную сумку, и прикопал у подножия ближней скалы. Чтобы не скакать по острому щебню босиком, соорудил себе из ненужных теперь валенок галоши, отрезав лишнее перочинным ножом. Голову пекло, и следующим делом стало сооружение пилотки из газеты "Красная звезда", которую Сереге, как агитатору взвода, всучил замполит батальона. Правда, все остальное содержимое командирской сумки можно было смело выбрасывать, разве что конспект по вождению танков сохранить. На растопку.
Деятельный труд помог обрести некоторое душевное равновесие. В конце концов, если это секретный эксперимент, о котором даже никого не предупредили, ученым в любом случае нужен результат, а значит, танк обязательно будут искать. Найдут танк - найдут и подопытное животное, курсанта Попова. Может быть, даже, и наградят - за мужество и выдержку. И в зимний отпуск он не просто поедет, а поедет орденоносцем. Завалится в распахнутой шинели на вечер встречи выпускников, и в ответ на восхищенные ахи и вопросы будет загадочно улыбаться, туманно намекая на военную тайну и подписку о неразглашении, данную компетентным органам. Попов даже улыбнулся собственным мыслям. Вот! Вот когда Иринка поймет, кто ей по-настоящему нужен: герой-орденоносец Сергей Попов или этот губошлепый противный Олежа, протирающий штаны в местном политехе.