Командир батальона капитан Александр Коган эту необычную миссию приказал выполнить мне… Сборы были недолги. Взяли на борт две бочки дизтоплива, на несколько суток сухого пайка и в путь-дорогу…
Две недели продолжалось наше «путешествие». Что можно увидеть на земле, где только недавно закончились ожесточенные бои: сгоревшие дома, а то и превращенные в пепел целые деревни. Наступала пора посевов яровых хлебов. А где взять для этого зерно? Фашисты все вывезли. Огороды заросли бурьяном. Чем пахать? Ни лошадей, ни тракторов в колхозах нет. По деревням остались одни женщины да немощные старики. На их плечи и легли все житейские заботы: кормить детей, пахать землю, убирать выращенный урожай… Таково наследие немецкого «нового порядка»…
Выполнив поставленную задачу, я с двумя «Шерманами» возвращался в расположение бригады. Солнце клонилось к западу, когда мы подходили к селу Черневцы, где я решил заночевать, с тем чтобы рано утром снова отправиться в дорогу. Однако обстоятельства внесли в мою «задумку» существенную корректировку, заставив забыть об отдыхе.
При подходе к первым черневчинским хатам меня потрясло увиденное: пять женщин, перекинув через плечи кто обтрепанную веревку, кто старенькие вожжи, натужно тянули однолемеховый плуг. Шестая правила «орало», шагая по борозде… Меня — крестьянского сына — словно кипятком обдали. Я подал колонне команду остановиться и, спрыгнув с головного танка на дорогу, быстро зашагал к «пахарям». План дальнейших действий созрел мгновенно. Женщины остановились, стати смотреть в мою сторону, вытирая обильный пот на лицах. Поздоровался, услышав в ответ традиционное украинское: «Здоровеньки будьте!» Едва переведя дыхание, я выпалил: «Кончайте надрываться! Мы вам вспашем огороды! Где председатель колхоза?» Молодуха-»коренник»: «Бабоньки, видпочивайте. Я — зараз». И повела меня к хате, что стояла на противоположной стороне улицы: «Ганна Ивановна — наш голова колгоспу — дома хвора…» Я взял с собой командиров танков, объявив им свое решение вспахать «Шерманами» огороды.
Ганна Ивановна с огромной радостью приняла наше предложение. Осталось решить только вопрос, где взять плуги. Оказалось, что в колхозе есть только два пригодных к работе. «Надо по дворам кинуть клич, думаю, найдется несколько штук, — сказала председатель колхоза. — Вы не представляете, какую огромную помощь вы окажете нашему сплошь бабьему селу. Мужиков у нас нет — кого немец угнал в неволю, кто на фронт ушел».
Нас волновал и другой, не менее важный вопрос, как прицеплять плуги к танкам. Председатель глянула на моего проводника: «Оксана кое-что умеет ковать». — «Отец трохи навчив, — застенчиво поведала дочь кузнеца. — Кузня, к жалю, давно не робыла».
Ганна Ивановна обратилась ко мне с просьбой: «Помогите, пожалуйста, развести огонь в кузнечном горне. Оксана покажет, как это делается. Руки у нее мужские, умелые», — с гордостью закончила председатель колхоза.
…Пролетел почти час наших переговоров. Весть о помощи, обещанной танкистами, разнеслась по селу с быстротой молнии. Забегали, захлопотали крестьяне. Отыскали еще два плуга. Можно приступать к изготовлению прицепных устройств…
Центром жизни черневчан весь вечер и почти всю ночь стала кузница… Все «эмчисты» ушли на «трудовой фронт», оставив у танков только небольшую охрану. Сначала жгли огромный костер — готовили древесный уголь для кузнечного горна; потом притащили танковые буксирные тросы, с тем чтобы их приладить к плугам. А вскоре послышался ритмичный стук кузнечного молотка. Началась поковка. В руке Оксана держала небольшой молоток на длинной ручке; им она проворно указывала, куда ударять «молотобойцу» — старшему сержанту Геннадию Капранову.
Раскаленные докрасна полосы металла на глазах превращались в незатейливые «детали» и «детальки» будущих прицепных устройств… Сменялись молотобойцы, Оксана по-прежнему стояла у наковальни… К рассвету нехитрые «прицепки» были готовы. А в это время хозяйки из своих скудных запасов варили, жарили, пекли — готовили фронтовикам завтрак. Хотя и не богатый, зато от всей души.
…Три часа крепкого сна, и вся «танковая полевая бригада» была на ногах. Та же неутомимая Оксана повела нас в полуразрушенное здание школы, где были накрыты для сниданка (завтрака) столы… Съели яичницу с салом, блины со шкварками, запили все это узваром (компотом) и, поблагодарив стряпух за вкусные блюда, отправились пахать.
Поплыл над Черневцами рокот танковых дизелей. Один «Шерман» за правосторонними домами, другой — за левосторонними пошли «в атаку на огороды». Механики-водители с большой осторожностью тронулись с места, волнуясь, выдержат ли нагрузку самодельные прицепные приспособления? К тому же надо дать время и «плугатарям» освоиться с нелегким навыком управления плугом. Ведь стоит чуть замешкаться, и лемех уже скользит по поверхности земли, соскребая только траву… С каждым метром движения вперед увереннее вели машины механики-водители, становились тверже шаги идущих за плутами.
Необычная картина вспашки огородов танками привлекла внимание сельчан: вездесущие ребятишки, белые как лунь старики, согбенные старухи, несколько молодух высыпав на задворки, молча наблюдали за происходящим.
К середине дня была проложена последняя борозда. Заглохли танковые моторы — над Черневцами снова воцарилась тишина. Лишь возле школы слышались радостные голоса женщин, готовивших большой праздничный обед танкистам, какого не было на этой истерзанной войной земле более трех лет.
Я приказал готовить танки к дальнейшему маршу. Залить в баки последние запасы дизельного топлива, проверить ходовую часть «Шерманов».
Сильно хромая (неделю назад вывихнула ногу), ко мне подошла Ганна Ивановна. Крепко обняла, расцеловала: «Вам трудно представить, какую радость вы нам подарили! Расправились плечи у односельчан, в один день они освободились от давившей их беды. Огромное-преогромное вам спасибо, дорогие наши воины!» Пожала руки, поцеловала каждого танкиста и пригласила всех нас и колхозников к столу. Закрыв люки «Эмча», экипажи направились к школе…
Много разных обедов было на длинной фронтовой дороге, но этот запомнился на всю жизнь. Не блюдами, не крепостью и количеством «сугревного», а атмосферой застолья и особенно слезами…
Прошло более года, как я в действующей армии… Смоленщина, Белоруссия — везде я видел безбрежное горе, полностью сожженные города и села. А тут, в украинском селе, нам пришлось впервые за войну увидеть светлые, легкие слезы женщин, благодаривших нас за «добре дило».
«Шермана» уходили на запад. За околицей собрались и стар и мал, провожая нежданно-негаданно явившихся «пахарей» в дальнюю фронтовую дорогу, тайком осеняя крестным знамением… Геннадий Капранов и еще несколько парней обещали приехать в это село после Победы. Видать, приглянулись им чернобровые хохлушки… Не сбылась их заветная мечта. Остались они лежать в братских и одиночных могилах в городах и весях, на полях Румынии, Венгрии, Чехословакии, Австрии. Мир их праху!..
Прими, земля!..
Коль уж заговорил я о павших, то скажу и о том, как обходились со своими и чужими убитыми.
Я не помню, чтобы в стенах Саратовского танкового училища, да и в ходе дальнейшей армейской службы поднимался вопрос о подробностях, ритуале погребения павших на ратном поле. В уставах того времени были до предела короткие слова: «Специально выделенные команды хоронят погибших». Как? Где? Ни слова… По-христиански умершего предают земле на третий день после кончины. А где эти дни взять, когда ежесуточно идут бои?