А потом – стрижка, баня, обмундирование. Было холодно, донимал голод. В шинелишках занимались в поле, из-за нехватки техники и топлива ходили «пешим по-танковому», изучали материальную часть танка, связь и топографию, тактику. «Вживую» Павел увидел танк только через месяц.
На вождение отвели всего по десять часов, благо – учеба на тракториста помогла. Боевые стрельбы были всего один раз, и каждому курсанту выделили по три снаряда. Ротный – Чепцов – был зверь, гонял курсантов до седьмого пота, до изнеможения. То ли подготовить лучше хотел, понимая, что три выстрела – это ничто, то ли выслужиться желал перед начальством, чтобы на фронт не попасть.
После выпуска Павлу присвоили звание «сержант», и всех курсантов первой школы отправили в Нижний Тагил, на танковый завод. На месте и формировали танковые полки, стараясь, чтобы в один экипаж попали и уже опытные танкисты, понюхавшие пороху на фронте, и молодые выпускники.
Они получили танки и отправились на полигон – испытать боевые машины пробегом и стрельбой.
Павла назначили командиром танка. Из молодых были также заряжающий и стрелок-радист. Повезло в том, что механиком-водителем к ним в экипаж попал дядька средних лет, уже успевший повоевать. Танк его, БТ-7, сгорел в бою. Он да еще командир танка успели выскочить из горящей машины.
Для Павла тридцатипятилетний водитель казался совсем пожилым. Первоначально он даже не понимал, как им командовать. Михаил Андреевич, как звали водителя, был старше Павла по возрасту, старше по званию – он был старшим сержантом – и более опытным, причем как в житейской мудрости, так и в военной.
– Люки в бою не закрывайте, – поучал он экипаж вечером в казарме, – не то угорите при стрельбе. Да и выбираться при попадании снаряда быстрее. Как только ударило в броню сильно и дымком потянуло – все, вон из машины. замешкаешься – сгоришь. Танк хоть и железный, горит быстро, а еще хуже – боекомплект взрывается.
Молодые слушали со вниманием. Этого в учебнике не написано, да и в танковой школе преподаватели словечком не обмолвились. Скорее всего сами азов выживания не знали, на фронте не побывав.
– Скорее бы на фронт отправили, – добавил Михаил Андреевич как-то. – Там хоть кормят сносно, а тут не успел из столовой выйти, а кушать снова хочется.
Кормили и верно плохо. Супчик перловый жиденький, кусочек «ржавой» селедки со слипшимися в ком, серыми макаронами да едва заваренный чай. И еще три куска черного липкого хлеба. С голоду не умрешь, но есть хотелось всегда.
– На фронте хоть мясо иногда перепадает, – делился впечатлениями водитель. – А еще лучше, когда в немецкие траншеи ворвешься да по блиндажам пошаришь. У немцев жратвы полно, и харч хороший. Жаль только, не часто такое бывает. Мне только два раза и удалось. Отбили у немцев позиции, а через сутки они нас оттуда выбили.
Хорошая машина «тридцатьчетверка». У немецких танков и броня тоньше, и пушка слабее. Только вот танков у нас мало, немец количеством берет. Пехота ихняя в атаку идет – от пуза из автоматов огнем поливает, патроны не жалеют. А перед атакой обязательно самолетами нашу передовую обработают, потом из пушек обстреляют.
– М-да, – только и нашелся что сказать Павел.
– Да ты не дрейфь, командир. И на фронте люди живут. Не лезь сам на рожон, не подставляй башку попусту под пули. Бомбят или артналет – не бегай, не паникуй, сразу ложись. Ищи воронку или другое укрытие. Под танк не лезь, в него в первую очередь целят.
Танковую бригаду сформировали быстро. Танки погрузили на железнодорожные платформы и отправили на запад, в действующую армию. Вместе с платформами, на которых стояли танки, и теплушками, в которых ехали экипажи, техники и механики, получилось три эшелона, каждый из которых тянули по три паровоза – вес-то был изрядный.
Эшелоны шли быстро, останавливаясь только для бункеровки паровозов углем и водой. А навстречу им тянулись санитарные поезда и эшелоны с эвакуируемыми заводами.
– Вся страна на колесах, – заметил кто-то из танкистов.
– Не о том говоришь. Обрати-ка внимание на название станций, – посоветовал Михаил Андреевич.
– зачем? Я их все рано не знаю.
– К Сталинграду везут.
Сводки о боях под Сталинградом мелькали почти в каждой газете, о боях между Доном и Волгой говорили по радио.
Разговоры в вагонах стихли. Все знали, что едут на фронт, – но куда? Командиры не говорили. Лишь теперь стало понятно, куда эшелоны держат путь, – в самое пекло сражений.