Подали кофе.
Цейтцлер, отпив немного, сказал, что с обстановкой на фронте его уже ознакомил в пути генерал-майор Крафт и он весьма огорчен тем, что, очевидно, сегодня будет сдан Белгород и нависла угроза над Харьковом.
Манштейн не стал успокаивать начальника генерального штаба, положение действительно серьезное, но фюрер, как он понимает, не обещает дать новые резервы, а лишь приказывает держаться. Между группой генерала Кемпфа, находящейся в районе Харькова, и 4-й танковой армией генерала Гота — разрыв, в который устремились советские танковые и механизированные корпуса. Но, заметил Цейтцлер, фюрер считает сдачу Харькова невозможной, иначе путь Советам к Краснограду, Полтаве, к Днепру будет открыт.
Манштейн нахмурился, ничего не ответил и после паузы предложил генерал-полковнику вместе съездить к генералу Кемпфу.
— Нет, нет, господин фельдмаршал, — заторопился Цейтцлер, — вопрос о Кемпфе уже решен, фюрер приказал заменить его другим командующим и переименовать названные группы — теперь это будет восьмая армия.
Фельдмаршал пожал плечами и сказал, что он не видит возможности сейчас резко изменить обстановку в районе боевых действий, если ему не дадут новых танковых дивизий или не разрешат сдать Донбасс и перебросить сюда освободившиеся там дивизии.
Цейтцлер постарался изменить тему беседы. Он стал расспрашивать фельдмаршала о составе наступающих войск русских. Манштейн вынул из кожаного бювара несколько листов бумаги с напечатанным текстом и протянул их генерал-полковнику. Потом добавил, что русское командование весьма энергично руководит наступлением. Танковые и механизированные корпуса, которые имеются в распоряжении командующего Воронежским фронтом Ватутина и командующего Степным фронтом Конева, сумели глубоким маневром обеспечить взятие пехотой Белгорода и теперь угрожают всей группе «Кемпф» оперативным окружением в районе Харькова.
Пришел адъютант и что-то тихо сказал фельдмаршалу, тот кивнул и, обращаясь к генерал-полковнику, сказал, что поезд должен уйти с этой станции, здесь небезопасно. Цейтцлер ответил, что он, собственно, выполнил поручение фюрера и хотел бы до темноты улететь в ставку.
Они допили кофе, и Цейтцлер, чтобы как-то смягчить неуместность своего визита, ознакомил фельдмаршала с положением дел на других участках советско-германского фронта. Он сказал при этом, что его весьма беспокоит и продвижение Центрального советского фронта генерала Рокоссовского, который в ближайшие недели, очевидно, войдет в пределы Украины, в Приднепровье севернее Киева. Двинулся и русский Западный фронт. Словом, положение тяжелое. И, очевидно, резюмировал начальник генерального штаба, нам не придется больше наступать.
Манштейн извинился, сказав, что он должен отлучиться на узел связи, чтобы выслушать донесения командующих армиями и корпусами.
Конечно, пятидесятишестилетний фельдмаршал чувствовал себя неважно — ему неприятен был разговор с Цейтцлером, ибо он знал, что все до самой мелочи будет передано фюреру. Манштейн всегда считал, что Гитлер высоко его ценит, да, собственно, с фюрером была связана вся карьера фельдмаршала. Он был сын, внук и правнук прусских генералов и гордился своей принадлежностью к военной касте. Но настоящую карьеру Манштейн сделал после того, как в Германии восторжествовал фашистский режим. В первую мировую войну он служил в штабах на Западном и Восточном фронтах, в период Веймарской республики занимал скромные должности в рейхсвере, зато при Гитлере сразу взмыл вверх — руководящая должность в генштабе, начальник штаба группы армий во время захвата Польши и Франции, командир танкового корпуса в сорок первом году, когда его танки прошли через Прибалтику, правда, потом были остановлены в районе озера Ильмень. Снова рывок вверх — командование армией в Крыму и под Ленинградом. И наконец, высшая фронтовая должность в рейхе — командующий группами армий «Дон» и «Юг». Но еще зимой прошлого года он со всей очевидностью понял, что агрессивная война, одним из творцов которой он был, окончательно проиграна.
Манштейн всегда помнил охватившие его чувства, когда танковый корпус, которым он командовал, прорвался через советскую границу и устремился в глубь Прибалтики, — тогда он восторгался политическим и военным гением фюрера. Не так уж давно это было, но теперь не его гренадеры, а советские армии, корпуса, дивизии последовательно и целеустремленно ведут наступление, одерживая блестящие победы.