Когда я заметил, что нас преследуют вражеские машины, наводчик на ходу развернул башню назад и стал посылать им навстречу и в город снаряд за снарядом. Метров через триста я приказал остановить 401-ю и выключить двигатель и стал вслушиваться в звуки ночи. Со стороны Манэя доносился рев двигателей и гул танков. Мы сорвали сосредоточение американцев.
Вдалеке я услышал шум боя. Вражеские машины, среди которых был один «шерман», снова бросились в погоню. Прицельный огонь избавил нас от преследования. Через несколько сот метров повторилось то же самое. Продолжая двигаться на север, я съехал с дороги и нашел хорошую, укрытую огневую позицию за поворотом, с которой дорога была видна как на ладони. Там я разрешил экипажу выйти из машины. Они стояли вокруг башни и глубоко дышали. Я видел ухмылки на их лицах. Снова все окончилось благополучно.
По мере приближения шума боя мы стали различать треск выстрелов танковых орудий. Они звучали для нас слаще музыки. Наша рота атаковала Манэй! Радист повернул ручку настройки. На одной из вражеских частот мы услышали: «Немецкие «тигры»! Немецкие «тигры»! На помощь! На помощь!» Наши «пантеры» противник принял за «тигры», которых на этом участке фронта не было. Противник испытывал сильное давление и массово отступал на запад в сторону Гранмениля и на северо-восток в сторону Во-Шаванна. Орудие нашего танка позаботилось о машинах, отступавших в нашем направлении. Многие из них съехали с дороги в поле и застряли в снегу.
Манэй был взят нашими войсками довольно быстро. Наша 401-я принимала участие в этой операции. Перед нами была открыта дорога на Льеж. Мы вслушивались в шум боя за Гранмениль, потом покинули огневую позицию и медленно двинулись мимо горящих машин обратно в сторону Манэя. У выезда из города мы немецких танков не встретили. Вместо этого повсюду стояли сцепившиеся и брошенные американские машины. В садах между и за домами мы насчитали почти двадцать брошенных «шерманов».
Путь нам преградил дозор 3-го батальона дивизии «Дойчланд» (9-я рота). Сначала они приняли нас за американский танк. Мы облегченно вздохнули. У нас получилось!
Убийственный огонь артиллерии во время наступления нанес мотопехоте «Дойчланда» особенно тяжелые потери.
Потом мы сумели связаться по радио с батальоном и с КП полка и доложили о своих действиях.
Нам было приказано явиться к командиру. Я взглянул на часы: Рождество 1944 года началось уже несколько часов назад.
Доклад командира американского танка о бое в Манэе
Рассекречен согласно указу Президента США № 12356, п. 3.3, 735017.
Рота D, 40-й танковый батальон
1-й сержант Мелвин Крук и другие
1 февраля 1945 г.
Пять легких танков роты В 40-го танкового батальона из Малемпра днем были направлены к Фрэтюру. Встретив сильные вражеские дозоры и попав под обстрел базук и пулеметов, танки вернулись в Малемпр, где командир роты В 40-го танкового батальона капитан Вульф поставил их охранять дорогу.
По плану отступления эти легкие танки должны были в 21.30 вернуться в Манэй и присоединиться к колонне боевого командования А, выдвигавшейся на север. Это было за полтора часа до того, как должны были отступить В/40 и 4/48. В указанное время танки покинули назначенное место, вышли в Манэйу где формировалась колонна, и в 22.00 прибыли наместо.
Они выстроились напротив штаба БКА, и командиры танков пошли в штаб батальона для получения дальнейших указаний. Батальон передал колонну в распоряжение БК А. Когда они прибыли на место, как раз поступила информация о танках А/40 и наступлении противника с юга. Они не провели у штаба БКА и десяти-пятнадцати минут, когда в только что выступившую колонну въехал немецкий танк, который подбил три легких танка роты D. (Четвертый был подбит намного позднее). Все три танка были из числа тех, которые оставались в Манэе.
Первые сведения о вражеском танке были расплывчаты. Сначала его приняли за американский истребитель танков; затем поступили сообщения, что это — американский средний танк. Однако сержант увидел танк и, несмотря на темноту, узнал в нем немецкий тяжелый танк.