На любой войне всегда гибнут люди. Они гибли за фатерланд и за славу Рейха. И для командира главное — дать им уверенность в том, что смерть сотен из них не была напрасна.
* * *
После Гудериан проинспектировал боевые машины. Угрюмые серо-белые лобастые «панцеры» выстроились тевтонскими шеренгами. Здесь преобладали средние танки: Pz.Kpfw.III и Pz.Kpfw.IV. Тут же находились и штурмовые орудия «Sturmgeschutze-III». Гораздо меньше было Pz.Kpfw.II или трофейных чешских Pz.Kpfw.38(t). Отчасти потому, что легкие танки постепенно выводились в части второго эшелона. Но основной причиной были высокие потери от огня русской артиллерии и в особенности — новых маневренных средних танков.
Многие танки несли боевые отметины в виде шрамов на броне. По-разному окрашенные бронеплиты образовывали причудливый «камуфляж». Поле боя пока что оставалось за немецкими войсками, и поэтому многие боевые машины удавалось эвакуировать с поля боя, а потом восстановить. Ремонтная служба в Панцерваффе действительно была на высоте, однако запчастей не хватало, и техникам приходилось разбирать наиболее поврежденные танки, чтобы вернуть в строй оставшиеся.
«Тридцатьчетверки» оказались серьезными противниками из-за своей хорошей маневренности, защищенности и довольно высокой огневой мощи. Вместе с новой тактикой, которую применили русские, это давало им существенные преимущества в бою. А немцам все чаще приходилось рассчитывать лишь на прусскую стойкость, верность тевтонским традициям и железную дисциплину…
* * *
— Achtung! Die Augen — links! — Внимание! Налево равняйсь! — Солдаты слитно выполнили приказ.
— Ohne Tritt — marsch! — На месте шагом марш! — Грохот каблуков слился в единый гул. Грязь расплескивалась из-под кованых сапог, но на лицах застыла решимость. Танкисты стремились показать свою удаль «отцу Панцерваффе», никогда не унывающему «Быстроходному Гейнцу».
— Vorwaerts — marsch! — Вперед шагом марш! — Строй двигался словно единый организм, шеренга за шеренгой. Воины Панцерваффе приветствовали своего командира под звуки старой прусской песни «Старые солдаты». Прусский марш наполнял силой и верой и рядовых солдат, и самого генерал-полковника.
— Praesentiert das Gewehr! — Оружие на караул! — последовала команда.
— Fuer Fuehrer, Volk und Vaterland! — За фюрера, народ и фатерланд!
* * *
Обратно из инспекционной поездки Гейнц Гудериан ехал в еще более глубокой задумчивости. Солдаты, как всегда, не подведут. Все, что им нужно знать — без них не будет победы! А без победы не будет и славы. Вот только не подведет ли их командование.
Стрелы на карте — это те люди на плацу. Совершенно разные: из Киля, Гамбурга, Дрездена, Берлина, Дюссельдорфа, Рура… Из Богемии и Моравии, Судет, Норвегии, Австрии. Третий рейх гораздо больше просто Германии, и фатерланд огромен… И вместе с тем все те, кто строевым шагом расплескивал вязкую русскую грязь, были похожи в одном. В их глазах горела жажда победы, а в нем, генерал-полковнике Гудериане, они видели символ этой победы…
Размышления генерал-полковника прервал резкий толчок — бронированный «Хорьх» резко затормозил. Раздались выстрелы. Что?! Партизаны?.. Гудериан распахнул бронированную дверцу вездехода и, сжимая в руке «парабеллум», бросился в придорожную канаву. Но это были не партизаны.
Кортеж генерал-полковника попал под удар русских штурмовиков. Тройка «Иль-цво» [18]внезапно появилась из-за зубчатой стены ближайшего леса. Русская авиация применяла сейчас преимущественно оборонительную тактику. Ударные самолеты с красными звездами на фюзеляжах редко показывались за линией фронта, ведя «свободную охоту». Но уж если они поднимались в воздух — то редко кто уходил от них живым… Советские штурмовики обладали отменной живучестью, которую обеспечивали совершенная броневая защита и мощное вооружение. Это были настоящие «летающие танки» — бронированные, неуязвимые, с мощным вооружением. Подобраться к ним сзади и сбить тоже было проблематично: хвост прикрывал кормовой стрелок с крупнокалиберным пулеметом. А посередине в крыльях, стояла целая батарея из двух 20-миллиметровых пушек, пары скорострельных пулеметов и четырех ракет!
Для асов Люфтваффе русский штурмовик Ил-2 стал тем же самым, что и «тридцатьчетверка» для солдат Панцерваффе. Советские инженеры и конструкторы в тяжелейших условиях создавали, совершенствовали и модернизировали поистине уникальные образцы вооружений!
Сверкнули огненные стрелы ракет из-под широких плоскостей. Идущая по рокаде [19]навстречу эскорту Гудериана колонна танков Pz.Kpfw.III и самоходок StuG.III «Артштурм» была обречена. Рукотворные реактивные кометы врезались в бронированные коробки, пробивая верхнюю, самую тонкую броню. А потом взрывался боекомплект! Огненные столбы разрывов, разлетающиеся куски тел вперемешку с искореженными обломками техники… Das ist Schreck! — Ужас!
На выходе из пикирования «илы» сыпанули бомбы, подняв новые фонтаны грязи и дыма. Взрывы накрыли немецкую колонну сплошным «ковром». Вот одна из бомб попала прямо в грузовик с солдатами. Кургузый «Опель-Блитц» разлетелся на куски: обломки кузова с клочьями горящего тента посыпались на соседние машины. Тела двух десятков мотопехотинцев разбросало по грязи…
Гейнц Гудериан поднялся, намереваясь перебежать обратно к «Хорьху», но в этот самый момент перед глазами полыхнуло, и генерал-полковник потерял сознание…
Очнулся он от резкого запаха, настырно лезшего в ноздри. Зрение расплывалось, и генерал-полковнику пришлось сделать над собой усилие, чтобы рассмотреть склонившееся над ним лицо.
— Где я?..
— Вы в полевом госпитале, господин генерал, — ответила средних лет женщина в сером платье с повязкой ДРК-херфеле. — Вас контузило, но несильно.
— Мне срочно нужно прибыть в штаб…
— Не беспокойтесь, мы уже сообщили, и за вами уже выехал усиленный эскорт. Полежите пока здесь.
— Я понял. Данке.
— Битте, господин генерал.
Гудериан огляделся. То, что он увидел здесь, было платой за амбиции штабных офицеров. Генерал-полковник очень ценил простых солдат, старался заботиться о них. Но здесь, в госпитале, он впервые понял, насколько тяжело приходится обычному рядовому-schutze [20]на передовой.
Раненные в грудь бредили. У многих из них начинался перикардит или плеврит — тяжелое инфекционное поражение тканей, окружающих сердце, или инфекция грудной полости, вызванная попаданием внутрь осколков. Шансы выжить у таких раненых были просто мизерные, даже несмотря на действительно лучшие в мире немецкие сульфаниламиды. [21]
Раненные в живот испытывали поистине танталовы муки [22]— просили пить, но для них это было равносильно смерти. Тяжелый запах формалина, йода, гноя и пота, казалось, пропитал атмосферу полевого госпиталя. Очень много было солдат с ампутированными ногами. После дневного марша по раскисшим дорогам и снегу в сырости и грязи микробы буквально сжирали распухшие воспаленные ступни. Было много обмороженных, а ведь настоящие холода пока не наступили!.. Но уже чувствовался катастрофический недостаток теплого обмундирования.
Врачи и медсестры выбивались из сил, но и они уже мало что могли сделать, кроме ампутации. Это был настоящий адский конвейер «мороженого мяса»…
Здесь, в госпитале Deutchen Roten Kreutz — Немецкого Красного Креста, Гейнц Гудериан получил наглядное подтверждение своим словам:
«Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для фатерланда, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы, однако такие жертвы нужно требовать от своих солдат лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью.