С этого момента в сражении наступил перелом. Деморализованные войска противника, утрачивая способность к организованному сопротивлению, начали в беспорядке отходить в южном и юго-западном направлениях. При этом хаос с каждым часом нарастал все больше и больше, отступающие по дорогам колонны перемешивались и окончательно теряли управление. Пленный итальянский полковник Бьянки Марио так описывал отступление итало-немецких войск 17–19 декабря:
«Отступая на совхоз Богучарка, полк был атакован русскими танками и разрезан на две части. Два батальона ушли на Твердохлебову, а один батальон во главе с командиром полка повернул на Перещепное, где соединился с остатками 37-го пехотного полка и совместно с ним отходил через Богучар на Медово. В Медово остатки 37-го и 38-го полков 3-й пехотной дивизии „Равенна“ перемешались с другими отходящими частями, и был налицо полный хаос. Кто-то из старшего офицерства с помощью оружия попытался было организовать оборону, но из этого ничего не вышло. Стихийный людской поток поплыл на Малую Лозовку (1 км южнее Арбузовки), где и были пленены остатки 37-го и 38-го пехотных полков во главе с их командирами, а также и другие итальянские части»[48].
Ему вторит младший лейтенант Эудженио Корти, передовой артиллерийский наблюдатель 61-го артиллерийского дивизиона при 80-м полке дивизии «Пасубио». Вот как он описывает начало отступления дивизии 19 декабря:
«Мой 61-й батальон начал движение около трех часов пополудни… Наших скудных запасов дизельного топлива и бензина могло бы хватить не больше чем на 10–20 километров. Но все равно не было надежды завести имевшиеся в нашем распоряжении грузовики, поскольку они были рассчитаны на работу на дизельном топливе при температуре не ниже 20 градусов по Цельсию…
Впереди шествовал майор Беллини. За нашей весьма разномастной колонной шли солдаты из трех батарей, которым не нашлось места на немногочисленных оставшихся в наличии транспортных средствах. Они двигались в строю вместе со своими офицерами. Многие, невзирая на чины и звания, были закутаны в одеяла…
…Перед самым Медовом в пашу колонну влилась большая группа немцев, пришедших по одной из проселочных дорог. Вскоре поток людей четко разделился на две параллельные струи: справа шли люди в темной итальянской форме, слева двигались немцы в своих весьма громоздких светлых одеждах. Причем обувь последних была подбита толстым войлоком.
Разница между нами была очевидна каждому. Между прочим, у немцев было топливо и достаточно большое количество транспортных средств. Все орудия имели тягачи (иногда русские) с изрядным запасом топлива. К тому же у них было много саней и телег, каждую из которых тянули две или даже три лошади. В такие повозки помещалось восемь-десять человек… Кроме того, они ничего не несли на себе, даже оружия. Но если падающий с ног от изнеможения итальянский солдат делал попытку забраться на немецкие сани, его незамедлительно сгоняли прочь…
А тем временем число наших грузовиков продолжало неуклонно уменьшаться. Те, которые еще кое-как двигались, были увешаны гроздьями людей. Причем на каждом из них среди одетых в темное итальянских солдат обязательно виднелся одетый в светлые одежды немец. Что поделаешь, итальянцы — добрые люди. Монументальные „бреды“, тянущие за собой стасорокадевятки и двухсотдесятки, были сплошь облеплены людьми. Солдаты сидели на капоте, на крыше кабины, на самом орудии — в общем, везде, где можно было за что-то зацепиться. Зачастую свое место приходилось отстаивать в драке, потому что на каждое было слишком много претендентов»[49].
А вот что пишет (возможно, слегка сгущая краски) о ситуации штабе 8-й армии штабной офицер Дж. Толлои:
«Штабы отступали беспорядочно. Они не получали и не отдавали приказов. Тем не менее в штабе армии продолжали писать приказы и заносили их в „историческое описание“. Дивизии „Пасубио“, „Торино“, „Сфорцеска“ и „Челере“ так и не получили приказа об отходе, хотя об этом сказано в „историческом дневнике“. Они начали отступление по собственной инициативе. Штабные колонны, как правило, старались держаться поближе к немецким частям, у которых было противотанковое оружие и которые еще продолжал держать в руках своих людей. Итальянские генералы отдавали себя в распоряжение немецких капитанов. Однако их принимали плохо и всячески старались от них отделаться. Во время остановок итальянцам приходилось выставлять часовых, чтобы немцы не бросили их. Через 8–9 дней даже штабные подполковники шли пешком, и, когда они пытались прицепиться к борту немецкого грузовика, их грубо сбрасывали…»[50]
Таким образом к полудню 19 декабря танковые корпуса, выполнив задачу по прорыву обороны противника на всю ее глубину, вышли на оперативный простор — на глубокие тылы и коммуникации итало-немецких войск. Особенно больших результатов достиг в этот день 25-й танковый корпус, продвинувшийся на 70 км и к середине дня основными силами вышедший в район сел Алексеевско-Лозовское и Сетраковский (30–40 км восточнее Чертково).
Части 24-го танкового корпуса к этому времени прошли от реки Богучарка 15 км и вышли в район Дмитровки. Бригады 17-го танкового корпуса, двигавшегося на Кантемировку, днем 19 декабря преодолели рубеж Талы, Писаревка. Части 18-го танкового корпуса, действовавшего совместно с 44-й гвардейской стрелковой дивизией, на этом момент все еще находились восточнее города Богучар в районе Вервековка, Лофицкое.
Здесь начинается второй, наиболее успешный этап операции. Но сначала рассмотрим ход событий в полосе южной ударной группы.
Левофланговая ударная группировка фронта должна была наступать на станицу Боковская и севернее нее в полосе шириной около 20 км. Здесь было сосредоточено 6 стрелковых дивизий (50-я гвардейская, 203-я, 159-я, 14-я гвардейская, 266-я и 218-я), а также одна стрелковая бригада (94-я). После прорыва обороны в бой должен был вводиться 1-й гвардейский механизированный корпус.
Нельзя сказать, что место для удара было выбрано удачно — со стороны противника здесь находились лучшие части оперативной группы «Холлидт». Фронт в районе Боковской занимала 294-я немецкая пехотная дивизия, с севера к ней примыкала 62-я пехотная дивизия, с юга — остатки 9-й и 14-й румынских дивизий. В конце ноября эти силы провели попытку контрнаступления; тогда им удалось несколько потеснить советские войска. С другой стороны, севернее плотность войск противника была еще больше: здесь оборонялись 62-я немецкая и 11-я румынская дивизии, а южнее нашим войскам пришлось бы преодолевать реку Чир.
Отказ от наступления в полосе 5-й танковой армии (южнее Чернышевской) говорит о том, что на участие этой армии в операции расчета не было. Все внимание руководства этой армии было привлечено к району нижнего течения Чира; разрозненные атаки на других участках в период с 16 по 18 декабря нигде успеха не имели. За три дня им удалось лишь на отдельных участках вклиниться в оборону немцев и занять ряд высот юго-восточнее Чернышевской, а также овладеть населённым пунктом Дальне-Подгорский.
Так же, как и на северном участке прорыва, артиллерийская подготовка здесь не дала ожидаемых результатов из-за сильного тумана; кроме того, в полосе 14-го стрелкового корпуса по причине того же тумана она была сокращена с 90 до 30 минут. Перешедшие в наступление части 14-го стрелкового корпуса генерала Ф. Е. Шевардина (203-я, 159-я, 266-я и 14-я гвардейская дивизии) были встречены сильным артиллерийским и минометным огнем с переднего края и из глубины вражеской обороны. В этот день прорвать передовую линию обороны, проходившую по линии высот 168,0, 157,2, 141,2 и 155,6 восточнее Астахова нашим войскам не удалось, лишь части 14-й гвардейской стрелковой дивизии захватили высоту 141,2. Части 159-й стрелковой дивизии продвинулись на 15,5 км и вышли на северную окраину села Свиридов.
48
Цит. по: В. Сидоров, Н. Фокин. Разгром итало-немецких войск на Дону (декабрь 1942 года). М.: Воениздат, 1944. Стр. 14.