-- Во, во! Шкрипач!..
В другом углу худой, сморщенный человечек, в картузе и длиннополом сюртуке, державший в руках газету, спрашивал рыжебородого лавочника, отвешивавшего кому-то ржаную муку:
-- И что тут такое написано, Иван Иванович, никак не пойму: "В Сахаре выпал снег, на жителей напала паныка". Что оно значит?..
-- Должно, насекомое, вроде саранчи, -- не моргнув бровью, важно, рассудительно отвечал лавочник. -- Это бывает...
-- Как же "в Сахаре"? -- недоумевал тот. -- Что-то непонятно...
Лавочник, вместо ответа, обратился к Чеканову с вопросом:
-- Вам что будет угодно?..
В лавке было темно, грязно, пахло дегтем, керосином, сушеной воблой; от людей, толпившихся здесь, от их тупых лиц и нелепых разговоров веяло скудной, бессмысленной, мертвой жизнью. Чеканову казалось, что из всех углов этой лавки, из каждого лица ее посетителей выглядывала идиотская физиономия Танника... Лавочник выжидательно смотрел на него; Чеканов замялся, не зная, что бы ему купить. Поглядев на полки, он быстро сказал:
-- Чаю... сахару... табаку...
Две женщины, в заношенных, с мокрыми подолами, капотах, в накинутых на голову темных шалях, уже давно получившие то, что им было нужно, без умолку стрекотали, перебивая друг друга. Одна быстро рассказывала:
-- Я через яр -- корова через яр, я через речку -- и она за мной. А я не дура -- добежала до плетня, да через него -- плыг! Так и гепнулась головой в чертополох! А платьем залепилась за тын -- и висю до горы ногами!..
Другая, перебив ее, продолжала начатый рассказ:
-- А он мне и говорит: ты мне, говорит, Феня, что-то стала апатычна. Так прямо и сказал, подлец, без всякой церемонии!..
Лавочник протянул Чеканову большой сверток, но тот продолжал стоять, уставившись глазами в одну точку. Вдруг он тихо засмеялся, -- и все сразу смолкли и повернулись к нему. Лица у всех вытянулись, глаза налились страхом...
Чеканов, продолжая смеяться, пошел к двери, ни на кого не глядя. Лавочник крикнул ему вдогонку:
-- Покупочку вашу забыли!..
Но Чеканов не слыхал и не обернулся. Он вышел из лавки и пошел по улице, бессмысленно смеясь и покачиваясь на широко расставленных ногах...
Лавочная публика, столпившаяся в дверях, с недоумением и страхом смотрела ему вслед. Одна женщина сказала:
-- Слыхали, как он засмеялся? Совсем, как Танник!..
-- И ходит, как он!.. -- прибавила другая.
X.
Однажды, поздно вечером, возвращавшийся из деревни через Леваду Танник, увидев свет в окне Чеканова, постучал ему в окно, крикнув свое обычное приветствие:
-- Э-ы-ы!..
Чеканов открыл ему дверь и впустил в комнату.
Танник уселся на полу, вынул из кармана пачку нюхательного табаку, кем-то подаренную ему в деревне, и с радостным смехом показал ее Чеканову, сказав:
-- Тю-тн (тютюн)!..
Потом, разорвав бумажку, принялся набивать табаком свой нос, покряхтывая и мотая головой от удовольствия. Он делал это до тех пор, пока в бумажке ничего не осталось.
Присутствие Танника, его смех, неуклюжие, неверные движения, нечленораздельная речь почему-то сильно возбуждали Чеканова, действовали на него неотразимо, заставляя его повторять все движения и звуки идиота.
Он опустился на пол против него и, точно позабыв человеческую речь, стал разговаривать с ним его же языком, произнося дикие, непонятные звуки, сопровождаемые идиотским смехом.
Танник был в восторге от своего собеседника. Они долго так беседовали и, казалось, прекрасно понимали друг друга...
Но вот -- на террасе вдруг раздался громкий лай собак, потом женский крик -- и вслед затем кто-то сильно дернул наружную дверь и вбежал в сени. Чеканов и Танник прислушались... В сенях кто-то шарил по стене, видимо ища двери, потом вдруг дверь открылась, и на пороге появилась женщина...
Это была молодая, белокурая дама, с бледным, испуганным лицом, с налитыми страхом глазами. Она была одета по-городскому, вся в черном, на голове у нее колыхалась большая шляпа с страусовым пером, спускавшимся до плеча. Но все на ней было мокро от дождя, и страусовое перо уныло, жалко висело...
Она удивленно посмотрела на сидевших на полу Чеканова и Танника. Идиот радостно засмеялся и, показывая на нее пальцем, нежно сказал:
-- Не-нню!..
Чеканов смотрел на нее с недоумением, морща лоб, точно стараясь вспомнить, где он ее видел.
Молодая женщина недоуменно проговорила:
-- Ты мне написал... Я, видишь, приехала...
Звук ее мягкого, грудного голоса привел Танника в неудержимый восторг. Он громко засмеялся и, стараясь подняться на своих несгибавшихся ногах, продолжал кричать, указывая Чеканову на молодую женщину:
-- Не-нню!.. Не-нню!..