Конечно, он пришёл. Однако результат размышлений казался невероятным. Это был всякий вздор из мифов и легенд, которым родители пугали детей. Но когда эти мысли пронеслись в голове Таноса, верхняя губа Василиоса искривилась и показался заострённый клык.
— Танос, тебе рассказывали истории про скрывающихся в ночи существ?
Он кивнул, чувствуя, как расслабляется от голоса Василиоса, хотя в мыслях царил полный хаос — эффект был очень похоже на наркотический.
— Истории про тех, кто соблазняет невинных…
— Да, — выдохнул Танос, почувствовав ладонь Василиоса на своём бедре.
— Кто побуждает их к греху…
— Да.
— Тебе же нравится грешить?
Танос моргнул, когда Василиос придвинулся ближе, а ладонь поднялась ещё выше.
— Ты очень красивый. Мне кажется, Итон выбрал тебя из-за этого. Он будет очень доволен, если получит своё наказание от руки подобного тебе.
Член Таноса напрягся под ладонью, готовой приласкать, а сам он, окутанный обольстительными словами, придвинулся ближе к тому, кто их говорил.
— Если согласишься, мы сделаем тебя одним из нас. Ты хочешь этого? Хочешь, чтобы в тебе перестали видеть демона, выползшего из геенны огненной? Хочешь, чтобы все смотрели на тебя, как на бога? Люди будут молить тебя взглянуть на них. Тебя больше не будут изгонять и унижать из-за желаний, в которых ты находишь столь большое наслаждение. Вообще-то, ты нам нужен больше всего из-за твоих желаний.
Дыхание Таноса ускорилось, когда пальцы заскользили по ткани чёрной тоги, едва скрывавшей затвердевший и уже подрагивающий длинный член. Глаза Василиоса были прикованы к его, и когда Танос придвинулся ближе, они вспыхнули зеленью.
— Хочешь встретиться с ним, agori? Любопытно увидеть того, кого надо будет приручить?
Он что, правда, собирался сказать «да»? Но когда Василиос, вздёрнув верхнюю губу, выставил напоказ страшные зубы, самая развращённая его сторона, часть души, которую Танос считал прогнившей до основания, взревела, пробуждаясь к жизни, и он услышал себя:
— Да. Отведи меня к нему.
В ту же секунду ладонь исчезла, и Василиос, встав, проговорил:
— Я надеюсь, что тебе понравится наш юный Итон. Пойдём…
Стоя лицом к лицу с вампиром, который втянул его в этот кошмар более двух тысяч лет назад, Танос закипал от злости и проклинал начавшие всплывать воспоминания.
Ни за что на свете Танос не доставит Василиосу удовольствие и не покажет, насколько сильно его ранил Итон, разорвав узы. Это было бы равно признанию заносчивому старейшине в своей слабости. А Танос поклялся никогда больше того не делать.
— Где он? — требовательно спросил Танос, как и в ту первую ночь в камере. Он желал знать, видел Василиос Итона или нет.
Но младший вампир должен был понимать, что сейчас не время для требований. Хватка Василиоса на его горле усилилась, и Танос почувствовал лёгкий укол от удлинившихся ногтей.
— Ты мне скажи. Вижу, ты возвращался в своё прошлое.
Танос сконцентрировался, пытаясь засечь что-нибудь, отдалённо напоминающее Итона, но на внутреннем радаре не было ничего, даже малейшего следа. И только сейчас Танос понял, насколько стал одинок.
Он давно уже начал убеждать себя в том, что больше всего на свете хочет одиночества. Но оказалось, что за прошедшее время Танос привык к присутствию Итона, даже если это несло разрушение его собственной душе. Потому что без этого он чувствовал себя брошенным и опустошённым.
— Я сказал, что знаю его лучше. А не то, что знаю, куда он пошёл. Он разорвал связь со мной. С нами. Теперь я не могу его отследить.
— И чья это вина? Мы оба знаем: когда он такой, даже я не могу его достать. Именно поэтому нам нужен был ты. Но ты, ты захотел свободы. Это ты отослал его прочь.
— Я никогда ничего такого для него не хотел. Я только хотел, чтобы он убрался подальше от…
— Твоего лица? Или того, что от него осталось? — спросил Василиос, посмотрев прямо в глаза Таноса.
— Василиос…
Произнесённое сдавленным голосом имя старейшины напомнило Таносу, что в комнате они не одни. Василиос глянул через плечо — тот самый храбрец-блондин, Леонид, подошёл к ним и встал рядом с Аласдэром.
Увидев их вместе, Танос внезапно почувствовал тоску и ревность. Из-за всего, что не имел и никогда не будет иметь.