Пока Танос смотрел на мать, она склоняла голову то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз, будто рисуя в воздухе знак бесконечности, и тихо напевала.
Он сделал шаг вперед и прочистил горло. Сьюи-Сан медленно, как бы просыпаясь ото сна, открыла глаза.
– Мама. Это я. Твой сын. Танос.
Ее голова все еще лениво описывала восьмерку, взгляд блуждал. Танос подошел ближе, нежно взялся пальцами за ее подбородок и приподнял его, чтобы привлечь к себе внимание.
– Мама, – повторил он. Ее глаза все еще смотрели в пустоту. Зрачки были не больше булавочной головки. – Мама, это я. Я пришел помочь тебе.
И тут Сьюи-Сан наконец посмотрела на него. Она широко распахнула глаза, резко оттолкнула от себя руку Таноса, по-крабьи отодвинулась от него и в ужасе закричала.
Танос оглянулся через плечо, но вдруг вспомнил о местной звукоизоляции. Никто ничего не услышит.
– Мама, – снова начал он, вытягивая руки в знак того, что не опасен. – Мама, я твой сын, твое дитя.
– Ты! – выкрикнула она, прижимаясь к стене. – Ты! Я тебя видела! Видела твое лицо!
– Да, видела. Когда я только родился. А ты держала меня на руках, да? – на глазах Таноса заблестели слезы. Он осторожно, так, чтобы не напугать мать еще больше, приблизился к ней.
Сьюи-Сан шумно выдохнула и еще сильнее вжалась в угол.
– Демон! – закричала она. – Ты – смерть! Я видела ее в твоих глазах! Она текла из твоих ушей, заливала кровью мою грудь! Ты смерть! Ты смерть!
Танос, протянувший руку, чтобы убрать волосы с ее лба, застыл.
– Нет, мама, – сказал он, вытерев готовые литься слезы. – Я просто твой сын.
– Смерть! – Она закричала, свернулась клубком и уткнулась лицом в пол. – Смерть! Смерть! Смерть! Ты ей дышишь! Ты питаешься ей, она сочится из твоих пор! Ты – смерть! Смерть! Смерть!
Она снова и снова повторяла это слово, пока оно не слилось в поток неразборчивых звуков. Ее зубы так сильно стучали на первой «с», что Танос удивился, как она их себе не выбила. Стоило ему попытаться приблизиться с намерением утешить мать, как та откидывала голову назад и выла, пронзая его барабанные перепонки и душу высоким, невыносимым звуком. Танос отступил и замер в центре комнаты. Помочь ей он не мог, но нельзя ведь оставить ее в таком состоянии?
Поразмыслив, он на ощупь двинулся спиной к двери, открыл ее и, спотыкаясь, вышел в коридор, где его дожидался синтет.
– Ей нужна твоя помощь.
Едва Танос проговорил эти слова, робот тут же вбежал в комнату, а за ним – два неотличимых от него синтета. Они опустились перед Сьюи-Сан и ввели ей ярко-синее лекарство. Танос смотрел, что происходит в палате, пока дверь не закрылась, поглотив звуки и свет.
* * *
Танос вышел из лечебницы и едва не упал в обморок, но успел опереться на стену.
Его мать.
Его родная мать.
Он даже не взял образец ДНК. Встреча оказалась мучительной, он струсил. Как мальчик, который пускается прочь при первых признаках опасности.... Танос стиснул зубы и ударил мощным кулаком в стену. Эта была термостена, укрепленная редким стальным сплавом, – она даже не дрогнула под ударом. Танос ударил снова, еще и еще... Он бил, пока локти не пронзила боль, а пальцы не онемели.
Он поднял взгляд на звезды вокруг Гипериона, маленького, кособокого брата Титана, бородавки на темном полотне космоса.
Упал на колени и привалился к стене. Его одолела глубокая тьма, а за ней накатила безбрежная слабость.
Мир расплывался, цвета перемешивались между собой. Когда Танос нашел в себе силы поднять глаза, небо уже было залито разноцветными пятнами – отражениями городских огней на фоне черноты космоса с яркими точками звезд и голубоватым свечением Гипериона.
Это уже не были отдельные пятна света. Их грани размылись. Они составили целое. Отдельные части неразрывного единства.
Он подумал о том, что случилось тем вечером – о прикосновении губ Гвинт.
Вот тогда Танос чувствовал связь. Тогда он не был изгоем. Он был частью Титана, хотел того мир или нет.
Танос любил Титан, пусть планета его и отвергала.
Легко ответить ненавистью на ненависть и страхом на страх. Разминая пальцы и сжимая кулаки, Танос думал о том, что может стать для Титана не просто уродливым братцем вроде Гипериона. Он может сделать что-то значимое.
Сьюи-Сан пока помочь нечем. Он не понимал причин ее безумия и не знал, как с ним справиться. Но это только пока.
Танос решил, что ответит на страх любовью. Отец говорил, что никто не может изменить того, как относится к нему Титан, а значит, надо измениться самому. Возможно, наконец, их чувства станут взаимны. Возможно, нет. Но и это будет лучше, чем ничего. В худшем случае придется помогать народу и не ждать от него похвалы. Но помогать он все равно будет, пусть они и приучатся лишь скрывать ненависть и страх под личиной бесконечного доброжелательного пренебрежения.