Приближался заход солнца, и старец, сняв свое простое платье, облачился в одежды жреца и желтую шапку. Затем он дал Цзы-чуню три белых шарика, велел проглотить их и запить кубком вина. Цзы-чунь повиновался, и старец, расстелив у западной стены тигровую шкуру, посадил его лицом к востоку.
— Сиди молча, — предостерег он Цзы-чуня, — даже если увидишь богов и дьяволов, посланцев ада, диких зверей или своих близких, изнемогающих под пытками, знай, что все это лишь видимость. Ты же не двигайся и не бойся, — никакого вреда тебе не будет. Хорошенько запомни мои слова.
Старец удалился. Цзы-чунь оглядел зал и ничего не заметил, кроме огромного котла, наполненного водой.
Вскоре после ухода старца горы и долины задрожали от топота, — множество колесниц с развевающимися знаменами и всадников, блистающих оружием, мчались сюда. Воинственные кличи сотрясали небо и землю. Впереди — военачальник; он и его конь были в позолоченной броне, слепившей глаза своим блеском. Военачальника сопровождали несколько сот человек, — с обнаженными мечами и натянутыми луками они устремились в зал.
— Кто ты? — вскричал военачальник, — и как смеешь взирать на меня?
Со всех сторон на Цзы-чуня бросились воины, громко вопрошая, кто он и как здесь очутился. Но Цзы-чунь хранил молчание. Разъяренные воины грозились изрубить его, пронзить стрелами; голоса их были подобны грому. Цзы-чунь не отвечал. Разгневанный до предела военачальник и его воины удалились.
Затем ворвалось множество лютых тигров, злобных драконов, львов и ядовитых змей; с шипеньем и ревом бросились они на Цзы-чуня, угрожая растерзать его. Но ни один мускул не дрогнул на лице Цзы-чуня, и вскоре чудовища исчезли.
Вдруг хлынул ливень, молнии прорезали мрак, загремел гром. Огненные шары падали вокруг, с треском низвергались молнии, такие ослепительные, что Цзы-чунь зажмурился. В одно мгновение зал был залит водой более, чем на чжан в высоту; потоки низвергались с быстротой молнии, гремели подобно грому. Вскоре вода достигла того места, где находился Цзы-чунь. Но он сидел спокойно, и ничего с ним не случилось.
Снова вернулся военачальник, ведя за собой палачей ада, у которых были головы буйволов и других диковинных чудовищ. Они поставили перед Цзы-чунем огромный котел с маслом. Со всех сторон на Цзы-чуня были направлены длинные копья и рогатины.
— Если он назовет свое имя, отпустите его, — приказал военачальник. — Не назовет — подымите на рогатину и бросьте в котел.
Цзы-чунь не произнес ни слова.
Тогда палачи втащили в зал его жену, бросили к ступеням и, показывая на нее, сказали:
— Назови свое имя, и мы пощадим ее!
Цзы-чунь молчал.
Палачи хлестали женщину кнутами, пускали в нее стрелы, кромсали ножами, ошпаривали маслом и жгли огнем до тех пор, пока она, истекая кровью, не закричала:
— Я простая женщина и недостойна вас, но я служила вам более десяти лет. Под пытками этих дьяволов я нестерпимо страдаю. Я не хочу, чтобы вы унизились до разговора с ними, дабы они меня пощадили, но скажите одно лишь слово, и моя жизнь будет спасена. Как же вы бессердечны, если вам жалко сказать одно только слово!
Женщина корила его и проклинала, и слезы ручьями текли из ее глаз.
Цзы-чунь ни разу не взглянул на нее.
— Ты думаешь, я не могу убить твою жену? — спросил военачальник.
И он приказал срезать мясо с ног женщины. Несчастная страшно закричала.
Цзы-чунь ни разу не взглянул на нее.
— Этот негодяй — ловкий волшебник, — сказал военачальник, — нельзя, чтобы он оставался в этом мире.
И он приказал убить Цзы-чуня. Цзы-чунь был убит, и его дух предстал перед князем ада Яньло.
— Это и есть волшебник с горы Юньтай? — спросил князь ада. — Пытать его!
Цзы-чуню лили в глотку расплавленную медь, секли железными прутьями, толкли в ступе, размалывали жерновами, бросали в огненную яму, окунали в кипящую воду, гоняли по горе, утыканной ножами, и через лес мечей. Не было пытки, которой бы его не подвергли. Через все муки он пронес в сердце слова даоса, и ни одного стона не сорвалось с его уст. Когда палачи сообщили князю ада, что испробовали все пытки, тот сказал: