Затем ворвалось множество лютых тигров, злобных драконов, львов и ядовитых змей; с шипеньем и ревом бросились они на Цзы-чуня, угрожая растерзать его. Но ни один мускул не дрогнул на лице Цзы-чуня, и вскоре чудовища исчезли.
Вдруг хлынул ливень, молнии прорезали мрак, загремел гром. Огненные шары падали вокруг, с треском низвергались молнии, такие ослепительные, что Цзы-чунь зажмурился. В одно мгновение зал был залит водой более, чем на чжан в высоту; потоки низвергались с быстротой молнии, гремели подобно грому. Вскоре вода достигла того места, где находился Цзы-чунь. Но он сидел спокойно, и ничего с ним не случилось.
Снова вернулся военачальник, ведя за собой палачей ада, у которых были головы буйволов и других диковинных чудовищ. Они поставили перед Цзы-чунем огромный котел с маслом. Со всех сторон на Цзы-чуня были направлены длинные копья и рогатины.
— Если он назовет свое имя, отпустите его, — приказал военачальник. — Не назовет — подымите на рогатину и бросьте в котел.
Цзы-чунь не произнес ни слова.
Тогда палачи втащили в зал его жену, бросили к ступеням и, показывая на нее, сказали:
— Назови свое имя, и мы пощадим ее!
Цзы-чунь молчал.
Палачи хлестали женщину кнутами, пускали в нее стрелы, кромсали ножами, ошпаривали маслом и жгли огнем до тех пор, пока она, истекая кровью, не закричала:
— Я простая женщина и недостойна вас, но я служила вам более десяти лет. Под пытками этих дьяволов я нестерпимо страдаю. Я не хочу, чтобы вы унизились до разговора с ними, дабы они меня пощадили, но скажите одно лишь слово, и моя жизнь будет спасена. Как же вы бессердечны, если вам жалко сказать одно только слово!
Женщина корила его и проклинала, и слезы ручьями текли из ее глаз.
Цзы-чунь ни разу не взглянул на нее.
— Ты думаешь, я не могу убить твою жену? — спросил военачальник.
И он приказал срезать мясо с ног женщины. Несчастная страшно закричала.
Цзы-чунь ни разу не взглянул на нее.
— Этот негодяй — ловкий волшебник, — сказал военачальник, — нельзя, чтобы он оставался в этом мире.
И он приказал убить Цзы-чуня. Цзы-чунь был убит, и его дух предстал перед князем ада Яньло.
— Это и есть волшебник с горы Юньтай? — спросил князь ада. — Пытать его!
Цзы-чуню лили в глотку расплавленную медь, секли железными прутьями, толкли в ступе, размалывали жерновами, бросали в огненную яму, окунали в кипящую воду, гоняли по горе, утыканной ножами, и через лес мечей. Не было пытки, которой бы его не подвергли. Через все муки он пронес в сердце слова даоса, и ни одного стона не сорвалось с его уст. Когда палачи сообщили князю ада, что испробовали все пытки, тот сказал:
— Этот негодяй недостоин снова родиться мужчиной, пусть он родится женщиной в семье Ван Цюаня, судьи уезда Шаньфу в Сунчжоу.
Цзы-чунь родился девочкой. Девочка часто болела, и не было дня; чтобы ее чем-нибудь не лечили — уколами, прижиганиями или лекарствами. Один раз она упала в очаг, в другой раз упала с кровати и, несмотря на нестерпимую боль, ни разу даже не застонала. Она выросла и превратилась в красивую девушку, но никогда не говорила, и в семье думали, что она немая от рождения. Родственники всячески обижали ее, но она никогда не отвечала им. Цзиньши по имени Лу Гуй, из того же уезда, прослышал о красоте немой девушки и послал в ее дом сватов. Домашние не захотели выдавать девушку замуж, ссылаясь на ее немоту, тогда Лу Гуй сказал:
— Если она станет хорошей женой, то зачем ей дар слова? Она будет примером для жен с длинным и злым языком.
Родители дали согласие на брак, и в положенное время, со всеми обычными церемониями, была отпразднована свадьба.
В течение нескольких лет супруги жили счастливо. Родился мальчик, который в два года удивлял всех своей смышленостью. Лу Гуй, держа ребенка на руках, пытался заставить жену произнести хоть слово, но все было напрасно. Однажды, разгневавшись, Лу Гуй сказал:
— В давние времена жена министра Цзя никогда не улыбалась, потому что презирала своего мужа. Но она невольно улыбнулась, когда увидела, с каким искусством ее муж пронзает стрелами фазанов. Я себя с ним не сравниваю, ибо литература — это не охота на фазанов. Ты не хочешь говорить со мной. К чему сын, если мать презирает его отца?
И, схватив сына за ноги, он ударил его головой о камень. Из раздробленного черепа брызнула кровь, запятнав землю на несколько шагов вокруг. Любовь матери к ребенку была так велика, что, забыв все обеты, она воскликнула: «Ой!» Вопль еще не замер, а Цзы-чунь уже сидел на своем прежнем месте. Перед ним стоял даос. Шла пятая стража. Храм вспыхнул ярким огнем, огромные языки пламени взметнулись вверх, весь зал был охвачен огнем.