Когда юноша собрался уходить, министр сказал ему:
— Приезжайте снова, когда будет свободное время, не стесняйтесь.
И он велел девушке в красном проводить гостя. Когда Цуй обернулся, девушка подняла вверх три пальца, трижды повернула ладонь кверху, и, указав на зеркальце, висевшее у нее на груди, молвила:
— Запомни!
Больше она не сказала ни слова.
Возвратившись домой, Цуй передал отцу, о чем говорил министр, и вернулся к себе, но занятия не шли ему на ум; он погрузился в размышления, стал молчаливым и угрюмым, впадал в отчаяние, тосковал и забывал о пище. Он только повторял стихи:
Никто из окружающих не догадывался, о чем тоскует юноша.
В доме был куньлуньский раб [107]по имени Мелек; он долго присматривался к юноше и однажды спросил:
— Что у тебя на сердце, почему ты так печален? Откройся старому рабу!
— Сможешь ли ты понять, — ответил Цуй, — и зачем хочешь проникнуть в тайники моей души?
— Так скажи же, — настаивал Мелек, — я обещаю достать тебе то, о чем ты думаешь, далеко оно или близко.
Удивленный словами раба, Цуй поведал ему обо всем.
— Это пустячное дело, — молвил Мелек, — почему же ты раньше мне не рассказал этого, а горевал втайне?
Цуй рассказал и о знаках, которые делала девушка.
— Их нетрудно понять, — сказал раб. — Три поднятых вверх пальца означают, что у министра девушки живут в десяти комнатах, а сама она занимает третью. Трижды поворачивая ладонь, она показала тебе пятнадцать пальцев, а имела в виду пятнадцатое число. Указывая на зеркальце, хотела сказать, что в пятнадцатую ночь, когда луна станет круглой, как зеркало, она будет тебя ждать.
Не скрывая своей радости, Цуй спросил:
— А каким образом я смогу достичь желаемого?
— Завтрашняя ночь пятнадцатая, — улыбнувшись, сказал Мелек. — Дай мне два куска темно-синего шелка, чтобы сшить платье. Министр держит лютого пса, который охраняет помещение, где живут девушки. Посторонний туда не может проникнуть, а проникнет — пес загрызет его. Это пес хайчжоуской породы — быстрый, как молния, и свирепый, словно тигр. Я — единственный человек в мире, который может с ним справиться. Сегодня ночью я убью его ради тебя.
Цуй дал рабу мяса и вина, и в третью стражу тот ушел из дому, захватив молот и цепь. Вскоре раб вернулся и сказал:
— Пес мертв. Теперь нам ничто не помешает.
На следующую ночь, в третью стражу, раб помог юноше надеть темно-синее платье и посадил его на плечо. Миновав более десяти стен, они очутились наконец около помещения девушек и остановились у третьей двери. Дверь была приоткрыта, наружу пробивался слабый свет бронзового светильника. Девушка вздыхала, будто ждала кого-то. Она повторяла стихи:
Стража заснула, кругом было тихо. Юноша поднял занавес и вошел. Долго смотрела девушка и наконец узнала его. Она спрыгнула с ложа, сжала руки юноши и сказала:
— Я знала, что ты умен и поймешь мои знаки. Но я не ведала, что ты обладаешь искусством магии и сможешь прийти сюда.
Цуй рассказал девушке о замысле Мелека и о том, как раб доставил его сюда.
— Где он? —спросила девушка.
— За занавесом.
Девушка позвала раба, поднесла ему вина в золотом бокале. Обращаясь к юноше, она сказала:
— Наша семья была богата и жила у северных границ. Мой повелитель, военачальник, взял меня в наложницы. Не смогла себя убить и вот влачу позорную жизнь. На лице пудра, румяна, а в сердце всегда печаль. У меня нефритовая посуда, благовония — в золотых курильницах, я ношу одежды из узорчатых шелков. В моей комнате расшитые покрывала, перламутр и драгоценности. Но не нужны мне все эти вещи, я чувствую себя как в тюрьме. Раз твой слуга обладает сверхъестественной силой, то почему бы вам не вызволить меня из этой тюрьмы? Только бы стать снова свободной, тогда можно и умереть без сожаления. Хочу быть твоей рабыней и почту за честь служить тебе. Что ты ответишь на это?
Цуй изменился в лице, но не проронил ни слова. За него ответил Мелек:
— Если ты, девушка, действительно этого хочешь, то осуществить побег нетрудно.
Девушка возликовала.
Мелек сказал, что сначала надо перенести ее вещи, и сделал это в три приема. Потом заметил:
— Скоро рассвет.
Раб посадил на спину юношу и девушку и перелетел с ними через десять стен. Стража министра ничего не слышала. Наконец они возвратились в дом юноши и спрятали девушку.
На следующее утро министр очень перепугался, когда слуга доложил, что девушка исчезла, а пес мертв.
— Мой дом всегда зорко охранялся, и замки были надежные, — дивился министр, — а сейчас будто кто-то спустился сверху и не оставил следов! Здесь что-то неладно! Ни слова об этом, чтобы не накликать беду.
Два года девушка скрывалась в доме Цуя, но однажды весенним днем, когда она отправилась в маленькой коляске на прогулку к излучине реки, один из слуг министра увидел и узнал ее. Вернувшись, он рассказал об этом министру. Тот был крайне удивлен, позвал Цуя. Юноша не посмел скрыть правду и все выложил министру, не умолчав о том, какую роль в этой истории играл раб Мелек.
— Велика провинность девушки, — сказал министр, — но она уже давно служит тебе, и теперь поздно вершить суд. Но я обязан обезопасить людей от этого волшебника.
Он приказал пятидесяти хорошо вооруженным стражникам окружить дом Цуя и схватить раба. Мелек с кинжалом в руке перелетел через высокую стену так легко, словно у него были крылья. Он стал похож на коршуна; стрелы, не достигнув цели, дождем падали на землю. Через мгновение Мелек исчез.
Великий страх овладел семьей Цуя, министр тоже раскаивался в содеянном. Каждую ночь в течение многих лет его охраняли слуги, вооруженные мечами и трезубцами.
Десять лет спустя один из слуг Цуя видел Мелека, продававшего лекарства на рынке в Лояне. Раб ничуть не изменился.
ЖЕНЩИНА С МЕЧОМ
Не Инь-нян была дочерью военачальника Не Фэна из города Вэйбо. В годы правления «Чжэньюань», когда девочке исполнилось десять лет, в дом ее отца зашла нищая монахиня. Инь-нян так ей понравилась, что монахиня попросила отца отпустить девочку с ней. Не Фэн рассердился и грубо отказал.
— Дочь твою я уведу с собой, даже если ты будешь держать ее в железном ящике, — сказала монахиня.
В ту же ночь девочка исчезла; все попытки разыскать ее ни к чему не привели. Родители сильно горевали и плакали, — ничего другого им не оставалось делать.
Прошло пять лет, и монахиня вернула Инь-нян.
— Я научила ее всему, что знала сама, — сказала монахиня Не Фэну. — Можешь получить дочь обратно.
107
В эпоху Тан чернокожих невольников называли куньлуньскими рабами, так как их привозили из-за гор Куньлунь, представлявшихся китайцам краем света на западе.