Фернандес Маседонио
Танталиада
Маседонио Фернандес
Танталиада
Мир создан в наказание Танталам.
Сцена первая. Забота о травинке
Убедившись, что способность любить, малейшее теплое чувство, как ни пытался он их вернуть, покинули его окончательно, и мучась этим своим открытием, Он долго ломал голову и в конце концов решил: пусть новое воспитание чувств начнется для него с заботы о беспомощной былинке, хлопот о жизни почти ничтожной, последних крох ласки, в которых не отказывают никому.
Буквально через несколько дней после этих его туманных раздумий и планов, Она, не подозревая о подобных метаниях, но втайне боясь, что он охладел, прислала ему в подарок кустик клевера.
Он увидел в этом хороший знак и приступил к задуманному. День за днем холил Он бедный росток и все сильней поражался, сколько нужно забот и хлопот, чтобы не наделать ошибок и окружить всем необходимым эту слабенькую жизнь, которой со всех сторон угрожали кошки, холода, тумаки, жажда, жара, ветер. Сама возможность однажды застать своего питомца мертвым из-за пустяковой оплошности бросала в дрожь. Но не только в страхе потерять предмет заботы было тут дело: в разговорах с подругой, полных подозрений, как все между любовниками, особенно если страсть одного из них слабеет, они дошли до неотступной мысли, будто между жизнью ростка и жизнью их самих или их любви существует связь. "Пока жив клевер, жива и наша любовь", сказала Она однажды.
Их не отпускала тревога, что цветок погибнет, а вместе с ним кто-то из них, либо и это самое страшное, их любовь. Они то и дело поглядывали друг на друга, на полуслове вдруг погружаясь в себя, еще жарче раздувая собственные страхи. В конце концов они решили избавиться от цветка, чтобы обмануть дурные предчувствия и чтобы никто в мире, от которого зависела теперь их жизнь и любовь, не смог обнаружить этот злосчастный кустик клевера, больше того чтобы они и сами не знали, длится или уже оборвалось существование стебелька, сросшегося в одно с переменчивой людской страстью.
Итак, они задумали бросить травинку. Ночью, в незнакомом месте, на огромном лугу клевера.
Сцена вторая. Единственный росток
Но то ли напряжение в нем день ото дня росло, то ли обоим было грустно отказываться от начатого перевоспитания чувств, от привычной и любовной заботы о забрезжившем в его сердце ростке, только он вдруг решился на странный поступок, и все их старания потерять росток в потемках пошли прахом. Ничего особенного не случилось, но когда Он на ходу наклонился и сорвал другую травинку, ее кольнула тревога.
- Что ты делаешь?
- Да ничего.
Наутро они простились, но испуг остался. Осталось и облегчение обоих, что больше они не зависят от жизни и смерти какого-то ростка, да еще наш обычный страх перед непоправимостью сделанного шага, перед собственноручно созданной невозможностью. Как сейчас, когда уже больше не узнать, жив ли еще и где он теперь, тот росток, бывший подарком любви.
Сцена третья. Истязатель клевера
"Из-за тысячи бед и причин я не знаю радостей мысли, творчества, страсти, которыми живет все вокруг. Я оглох, а ведь музыка была счастьем моей жизни. Ослабел до того, что долгие прогулки для меня теперь невозможны. И так чего ни коснись...
Я выбрал этот кустик клевера для Истязаний, выбрал из многих. Бедный ты мой избранник! Посмотрим, смогу ли я создать для тебя мир беспросветной Муки. Дойдут ли твои Безгрешность и Боль до таких пределов, что это взорвет Мир, взорвет Вселенную и кто-то возопит о Небытии, станет умолять о Небытии, о полном Прекращении для себя и всех прочих, ведь мир устроен так, что отдельной смерти в нем нет либо гибель Всего, либо неисчерпаемая вечность для всех... Единственное постижимое уму прекращение это прекращение Всего. Мысль, что кто-то чувствующий вдруг перестанет чувствовать, оставив после себя, прекратившего существовать, ту же неизменную реальность, нет, это невозможно, это не умещается в голове.
Избранный из миллионов, ты будешь, будешь существовать на свете только ради Муки! Пока еще не пора. Но завтра я стану благодаря тебе настоящим художником Мучений!
Последние три дня, шестьдесят-семьдесят часов подряд, дул ровный летний ветер с отклонением разве что на градус-другой, не больше. Дул и дул в одном и том же направлении, с одними и теми же микроскопическими колебаниями, одними и теми же микроскопическими различиями в направлении и в колебаниях. Дверь дома между перилами крыльца и придвинутым, чтобы сократить размах, стулом колотилась, не переставая. Не переставая, колотилась под ветром и рама окна. И все эти шестьдесят-семьдесят часов дверь и рама минута за минутой уступали ровному нажиму ветра, а вместе с ними застыв или покачиваясь в кресле, я сам.
Наверное, тогда я и сказал себе: вот она, истинная Вечность.
Наверное, ради этого я на них и смотрел, ради этой находки, этой смеси пресыщенности, бесчувственности и бесцельности, этого переплетения боли, удовольствия, жестокости, доброты, всего на свете, во мне и зародилась тогда мысль стать мучителем клевера.
Попробуем, повторял я себе, попробуем, отказавшись от мысли о новой любви, предаться пыткам самого слабого и беззащитного существа в мире, самой хрупкой и ранимой из форм жизни: сделаться мучителем этого кустика. Бедный, он избран среди тысяч ему подобных, чтобы оттачивать на нем изобретательность и упорство инквизитора. Когда-то я хотел сделать росток клевера счастливым. Но меня вынудили отказаться от этой мечты, оторвать избранника от себя, спрятать его среди других. С той минуты маятник моей извращенной и смертоносной воли качнулся в другую сторону, разом обратившись к противоположному к жажде зла. Тут у меня и блеснула мысль: надо так истязать безгрешность и незащищенность, чтобы толкнуть на самоубийство Вселенную, отомстить ей за то, что она дает приют злодеям и предателям, подобным мне. В конце концов, разве не она меня породила?
Смерть я отрицаю. Смерть означает исчезновение одного существа из жизни другого. Но если они были друг для друга самой любовью, смерть невозможна. Единственное исключение, которое я признаю, это чистая смерть, смерть ради смерти. Пускай для того, кто испытал хоть какое-то чувство, смерти не существует. Но почему не существовать окончанию бытия как такового, уничтожению Всего? Ты возможно. Вечное Прекращение. В тебе обретут покой все, кто не верит в Смерть, но с бытием, с жизнью тоже не в силах примириться. Я верю, что наша воля может влиять на Мир напрямую, помимо тела. Верю, что Вера может двигать горы. Верю, даже если в это не верит больше никто.