Таньти и Виктор попали в зал за десять минут до начала. Силы тяжести на "Ласточке" тоже но было, но в театре они смогли, наконец, освободиться от костюмов. Сложили их и поплыли в зал. Он и в самом деле был оригинальный. Цилиндрический, с вогнутым полом и потолком. До начала спектакля вращение не включали - берегли энергию.
Прежде Таньти очень нравилось витать в невесомости, и чем больше народу было в таких случаях, тем веселее получалось. Но сейчас толкотня в воздухе вызывала у нее лишь раздражение. Они зацепились за леер.
Виктор заглядывал ей в глаза.
- Обрати внимание, как они сделали. Вот такие залы теперь всегда будут на внеземных. Пол и потолок взаимно заменяются. Если показывать пьесы с невесомостью, зрители садятся по всему кругу, А когда исторические вещи или такие, где действие происходит на Земле, тогда места занимают только с одной стороны... И вообще тебе тут понравится. Ребята такие талантливые. Режиссер отличный.
Наконец дали звонок. Ударил гонг. На матово-черном экране вспыхнуло лицо. Молодое, худощавое, усталое, озаренное надеждой и тревогой. Далеким отголоском запела труба.
- Вглядись, - шептал Виктор, - Это у них лучший актер. Симптом. Главная роль.
Лицо погасло. Экран перерезала огненная стрела - трещина. По этой трещине он раздвинулся. Вспыхнула и исчезла надпись: "ПРОЛОГ В 2100 ГОДУ".
На вершине скалы стояли юноша и девушка. Был рассвет.
Девушка сказала:
- Какое странное лицо тем, в музее на портрете. Неужели этот человек действительно был? - Она присела на камень. - Знаешь, я вспомнила легенду. Из самой древней истории. Однажды в Риме разверзлась пропасть. И голос из глубины сказал, что римляне должны бросить туда самое дорогое, что у них есть. Иначе город погибнет. Тогда один молодой воин - его звали Матросов сказал, что лучшее у Рима - это храбрость его сыновей. И сам бросился в бездну. Помнишь?
- Ты ошиблась, - ответил юноша. - Забыла. Молодого римского война звали Курций. А Матросов - это не легенда. Он был. Он жил...
Началась пьеса...
Таньти с Виктором вернулись на вокзал в десять. Темнело. Они прошлись до второго квартала.
- Ну как тебе понравилось?
Она устало пожала плечами.
- Не знаю...
Она и не думала о пьесе.
Виктор помялся.
- Слушай, что, если завтра съездить в Ленинград? Вечером. Там у меня чудесные парни, друзья.
- Как хочешь.
- А ты как?
- Мне все равно.
Ей действительно было все равно. Глубоко безразлично. Она ведь все наперед знала, как что будет.
Повернули за угол.
Дежурный приплясывал у входа.
Увидев Таньти, он кинулся к ней.
- Слушай, я тебя уже три часа жду. Не ухожу. Тебе радиограмма из космического Центра. Они все живы!
Она взяла зеленый листочек. У нее чем-то заволокло глаза. Ничего не могла прочесть. Не понимала.
Весь огромный мир умолк. Я в этой тишине раздавался голос дежурного:
- Они живы. Все пятеро. Понимаешь, они ушли от ракеты и что-то случилось. Они никак не могли вернуться... Обвал или землетрясение. Но теперь все в порядке.
Мир ожил для Таньти. Ударил колокол, и звуки заполнили вселенную. Разом заиграли оркестры в залах театров. Запело напряжение в приборах. Зеленые океанские волны, шурша, накатились на гальку берегов. Заговорили и засмеялись люди.
Слезы брызнули у Таньти из глаз. Она растерянно огляделась.
"Все пятеро... Он тоже жив".
Снова ударил колокол. Мир засверкал светом. Белым серебром луна залила морскую гладь. Биллионы лампочек, ламп и огоньков прорезали там и здесь прятавшийся мрак. На другой стороне земного шара цветы раскрывались под солнцем.
"Все пять человек!"
Лучились глаза влюбленных. Проказничали дети. Кто-то невдалеке пел под гитару.
Таньти обняла дежурного. Поцеловала Виктора. Они ей оба все что-то говорили, говорили...
Потом она легла спать. Ей так хотелось, чтоб скорее прошла ночь и настало утро. Чтоб встать и бежать на работу. Встретиться с друзьями. Познакомиться с тем парнем на пересадочной станции. Еще раз посмотреть чудесную пьесу "Симптом". Чтобы поехать вечером в Ленинград. Чтобы проснуться и опять скорее начать жить.