А Агрыч ночью утащили слуги лесного царя. И сколько она ни кричала, сколько ни звала на помощь старого Григория — все напрасно. И не знала Агрыч, куда тащат ее. Куда ни посмотрит, все лес, лес и лес мелькает, да и кто несет ее, тоже не видела. И чем дальше несли ее, тем темнее становилось. Верхушки деревьев в небо уходят. Глухота, тихо…
Слышит Агрыч: кто-то подходит к ней сзади и берет ее на руки. Закрыла она глаза от страха, а когда открыла, то больно глазам стало от света. Лежит она на красивом ковре из цветов разных: лесных ландышей да фиалок, марьина корня да иван-чая. И такой аромат от них, что голова кружится. И куда ни посмотрит Агрыч, нет края цветному полю-ковру. Птицы с ветки на ветку перелетают, щебечут, воркуют что-то, а вокруг никого нет. Встала Агрыч, а цветы все перед ней к земле наклонились, как пройдет — цветут пуще прежнего.
Слышит Агрыч слова ласковые:
— Подойди, красавица, не страшись.
Видит Агрыч, дерево высокое к ней клонится. Испугалась она, еле на ногах стоит. А дерево и говорит:
— Не бойся, Агрыч, послушай меня. Суждено тебе жить здесь, у нас. Быть женой внука моего меньшего. Привыкнешь, неплохо тебе у нас будет. Много лет мы ждали тебя, караулили. Теперь не отпустим! — Закряхтело старое дерево, замахало ветвями, словно призывая кого-то. Видит Агрыч — зашагали деревья вокруг, все ближе и ближе к ней подходят, а одно корявое да изогнутое впереди всех вышагивает. Смотрит тут Агрыч, что раздвинулся ствол дерева, словно двери открылись:
— Заходи, Агрыч, это и будет дом твой.
Испугалась Агрыч, заплакала.
А рядом на дереве все белочка прыгает. Позвала ее Агрыч и попросила отгрызть кончик косы и отнести ее Григорию, чтобы знал он, что жива Агрыч и думает о нем. Белочка вмиг перегрызла толстую косу и потащила ее в юрту старого Григория. А Агрыч не хочет идти в двери корявого дерева. Агрыч простор любит! Агрыч ветер любит! Агрыч домой хочет!
Говорит старик лесной царь:
— Ты — лесная девка! Нет у тебя ни отца, ни матери! Ты в лесу жить должна!
И деревья опять зашумели, замахали ветвями.
Попросила тогда Агрыч пустить ее ненадолго к Григорию, чтобы успокоить его. Отпустили, только стражу крепкую приставили. Бежит Агрыч, ног под собой не чувствует.
Увидела Григория, как начала плакать, слова сказать не может, а сама от такого плача все меньше и меньше становится, и на глазах Григория в маленькую птичку-кукушку превратилась. Вспорхнула, села на плечо Григория и закуковала. Облетела вокруг юрты и снова закуковала.
Ждет-пождет лесной царь Агрыч, а ее все нет и нет. Прибежали слуги и сказали, что птичкой Агрыч стала, и еще сказали, что когда кукушка куковать перестанет, тогда и придет к ним Агрыч. Ждут, ждут деревья, а кукушка перестанет куковать да снова начнет. Так и конца не видать.
И летает с той поры по тайге птица кукушка. По прежней жизни тоскует и гнездышка своего не вьет. Кукует все.
ГОРДАЯ ЛИСА
Построил как-то в лесу охотник чемью{18}, потому что время было осеннее, пора было думать о том, чтобы сделать припасы на зиму. Тут же случилось и уток ему набить, а куда понесешь большую котомку? Вот он и сложил все в чемью. Приходит на другой день, смотрит: ни одной утки нет.
— Ай, беда какая! — говорит охотник. Пригляделся — лиса была. — Вот разбойница эта лиса! Поймать ее надо. Ноги короче сделать. Везде лезет.
А лиса выскочила из-за пригорка, да и дразнит охотника.
— Плохо тебе будет, лиса! — говорит он. — Поймаю, ноги резать буду. Зачем чужих уток взяла?
А лиса скалит зубы:
— Не поймать тебе меня! — говорит.
Подразнила она охотника и пошла искать жирную уточку, которая ей сегодня во сне приснилась, „Отведаю свеженькую, не то что у охотника в чемье…“
Шла она тихо, про себя напевала хвастливую песенку. Вот и озеро показалось, и утка плавает около самого берега. Стала лиса подкрадываться: лапки длинные да цепкие вытянула, ползет на животе, чтобы уточка ее не заметила, а сама глаз с добычи не сводит. Ползет от куста к кусту, от пенька к пеньку. Так загляделась на утку, что не заметила, как угадала в петлю, поставленную охотником. Как закричит, как забарахтается лиса, про всякую осторожность забыла. Услышала ее утка, вспорхнула и улетела. Совсем обозлилась лиса. Дергается, кусает петлю, а лапу вытащить не может. Пуще всего досадно ей, что не пришлось уточки отведать свежей. Успокаивает себя лиса: „Что ж, пусть летит, не очень-то и жирная была. Вот вытащу лапу, лучше найду“.
Вдруг слышит лиса шорох в кустах. Присела. Ждет. Бежит зайчик. Увидал лису в петле, удивился: