С этого дня все и началось.
Они стали часто встречаться, и скоро в юрте Арэмчи появились необычные вещи: плетеные „варежки“, сладкие белые камешки — „сахар“. Верба привыкла к гостю и уже при одном только слове, Никола начинала радостно лаять, нюхать воздух.
Друзья стали вместе ходить на охоту. Арэмча мог в любой снег догнать сохатого или оленя, знал каждый след в тайге, а у Николы было хорошее ружье. Ай-яй, как шибко и далеко бьет оно. Какой гром делает в лесу!
Арэмча всем сердцем полюбил Николу и называл его „яны рума“{20}.
Никола хлопал его по плечу и тоже говорил ему „рума“. Арэмча жестами рассказывал про свои дела, и Никола, стараясь понять его, внимательно слушал. А когда Никола брал в рот огонь, Арэмча теперь не боялся, даже сам пытался курить, но предпочитал табак нюхать, жевать или класть за губу.
Шли дни. Люди узнали о дружбе Арэмчи с человеком из-за увала. Слух дошел и до шамана. Злой, своенравный старик задумал навсегда разлучить Арэмчу с русским, навести страх на всех, запугать. Он стал исподтишка травить в соседних юртах оленей, лучших охотничьих собак, говоря потом, что вся эта напасть из-за тех, кто дружит с чужими людьми. Шаман требовал наказать Арэмчу, утопить его в реке. По юртам шел ропот, манси жили в страхе перед большой бедой.
Жалко было Арэмче оставлять свою юрту, но и умирать он не собирался. Поздно вечером, когда совсем стемнело, Верба выскочила из юрты и побежала в тайгу. Она бежала к Николе, в пауль, где стоят деревянные юрты. Кубарем свалившись с горы, по запаху нашла юрту Николы. Он вышел на ее звонкий заливистый лай. Собака жалобно смотрела, теребила его за подол рубахи. Никола понял. Встал на прочные кисовые лыжи, подарок Арэмчи, и понесся за Вербой. Деревья словно сами раздвигались и давали дорогу. Пар валил от спины. Вот и юрта.
Николу встретил Арэмча, он рассказал, что должен уйти из этих мест, но что ему хочется попрощаться с ним и сказать: „Никола яны, яны рума“.
Быстро собрался Арэмча и под шум вековых деревьев покинул юрту. И когда шаман пришел, чтобы выполнить волю шайтана, Арэмчи уже не было.
Долгую жизнь прожил Арэмча. И всегда, когда Никола бывал в тех местах, где поселился Арэмча, наступало веселье. Большому другу принадлежало самое почетное место. Друзья Арэмчи тоже полюбили русского, подружились с ним. А Арэмча угощал Николу мороженой строганиной, обнимал, крича на всю юрту: „Никола рума! Яны, яны рума!“
ПЕРВЫЙ ПАУЛЬ
На том месте, где завод гидролизный строится, чуть от реки, на болотине, был большой глухариный ток. Птицу никто не тревожил, люди жили далеко от этих мест. Летом как-то поставил юрту недалеко от глухариного тока охотник Екор. Место хорошее: от реки недалеко, и рыбы половить можно, и оленю у реки спокойнее. Известно, у реки-то овода надоедного меньше, ветерок отгоняет его.
Привычно кочевать Екору с места на место. Сколько им исхожено, сколько провел он зим и лет в тайге — не знает! Не знает Екор, и где родился. Знает, что на Урале, а где? Урал большой!
Собирались иногда кочевые люди то праздник медведя справить, то просто повидать друг друга. А вот чтобы всегда жить вместе — нет. Думали об этом, но боялись. Плохо будет. Зверь далеко уйдет“, — говорил шаман. Шаману-то, конечно, хорошо, когда люди далеко друг от друга живут. Поодиночке-то их лучше обманывать: меньше худой славы о нем будет, бояться его будут, даров больше приносить будут.
Так и жил каждый кто где. Зимой по тайге купцы проезжали вместе с шаманом. Скупали у охотников пушнину, обменивали, обманывали. Так же, как и все, жил Екор…
Будто на крыльях прилетела в родные края весна. Утрами вековые деревья стояли молчаливые, настороженные, окутанные густой дымкой тумана.
— Ай-яй, как хорошо! — улыбался Екор. Он вышел из юрты встретить свою дочь с охоты. Зачем Окра долго не идет? “ — думал Екор.
А Окра, опустив низко голову, вышла совсем не с той стороны, с которой ждал ее отец. В руках ее был только лук. Екор спросил, зачем печальна Окра, зачем ходит она на большой глухариный ток? Окра молчала.
— Поздно уже ходить на ток, — не унимался Екор, — глухарь лиственницы попробовал — голос потерял. Больше глухарь токовать не будет.
Обычно глухари вылетают на лиственницу поклевать молодые побеги, а как лиственница позеленеет, распустится, глухари перестают токовать.
— Один глухарь токовал. Дурной глухарь, — чуть слышно сказала Окра.
— Зачем дурной? — удивился Екор.
— Дурной! Крыльями машет. Кричит, кричит. На дерево не садится. Летит высоко-высоко в небо. Потом на землю опускается. Красивый глухарь: крылья большие, голос громкий, глаза ясные, гордый!