Шли уже много дней, а тропинке не видно было конца. Чуть дальше, в стороне, Окра увидела такую же тропинку, только с обеих сторон усыпанную брусникой. Видно было, что здесь тоже прошли кочевые люди. Еще немного дальше была третья тропа, из голубики, дальше — тропа из морошки, из черники…
И вот — место чистое, ровное, светлое. Стоит посередине чистого места юрта, и со всех сторон ведут к ней тропинки, а по тропинкам этим люди идут семьями. Из юрты выходит раненный Окрой молодой охотник. Многие узнали в нем удалого охотника Мефодия, который исчез несколько лет назад. Поклонился низко Мефодий охотникам и сказал:
— Дорогие братья, зачем нам годами не видеть друг друга? Начнем вместе жить. Кочевать меньше будем. Место здесь хорошее, ягод много, леса много, зверя много. Людей будет много. Хорошо жить будем.
— Больно хорошо будет! — утирая радостные слезы, говорил старый Екор. — Екор оленей пасти будет. Молодые на охоту ходить. Старики нарты строить, жены совики, нярки, унты шить, ребята вместе играть, учиться будут. Хорош пауль! Больно хорош!
Кругом поднимались к небу дымки топившихся чувалов, слышался лай собак, смех детей, стук топора.
С тех пор стали люди селиться в паулях.
ФИЛЬКИНЫ ГЛАЗА
Суровым был наш край. Леса непроходимые, болота топкие да горы высокие, покрытые мхом-лишайником. Только ветер-разбойник и хозяйничал в необъятных просторах, заставляя кланяться себе даже вековые деревья.
Жили в этих местах кочевые таежные люди — манси.
Полюбится им место — ягеля много, — поставят юрту, живут, охотятся. Выест олень весь ягель, на новое место едут. Так жил в тайге и Филька. Кочевал с места на место: зверя пушного бил.
Примечать стал Филька, что пришлые люди появились в тайге. Кос у них нет, языком не так шевелят, одежда другая. Плохого они, правда, ничего не делали. Пройдут мимо ловушки, в которой соболь сидит, а не тронут. Но все равно сторонились лесные люди пришлых. Гром сердитый принесли с собой пришельцы в тайгу. Сердитый гром делали даже зимой. Боялись этого грома кочевые, шли дальше в тайгу. Но, словно по их следам, шли в тайгу и пришлые.
Не хотели кочевые люди с пришлыми знаться, да как обойдешь, коли соседями стали? Нет-нет да и встречались. Вначале, как встретятся, молча разойдутся, а потом и дружбу завели.
Приглянулся Фильке один пришлый. Сенькой звали. Хоть и моложе он Фильки, но видно было, что много повидал.
Спросил как-то раз Филька у Сеньки о пришлых людях, кто они, откуда. Посмотрел Сенька вокруг да и шепнул:
— Из Московии мы. Кто от жизни невыносимой скрывается, кто от гнева царского, а кто богатства пришел искать. Я вот от плетей убег. Чуть до смерти не засекли царские слуги за то, что правду хотел бедным людям добыть.
Слушал Филька, дивился: языком прицокивал, головой мотал, вроде бы понял. Странным ему рассказ Сеньки показался и непонятным. Да спрашивать больше не стал: видит, потемнел Сенька, как туча.
Крепко подружились они. Появились в юрте у Фильки вещи невиданные: котелок медный, платок красный. А однажды подарил Сенька другу своему ружье.
Вначале боялся Филька гром в тайге делать. А потом ничего, научил Сенька, понравилось.
— Емас рума{22}, Сенька! — говорил Филька, хлопая Сеньку по широкой спине. И подарил Сеньке оленью упряжку.
Как-то ночью услышал Филька звон колокольчиков. Прислушался. Не обмануло охотничье ухо — едет гость. „Зачем Сенька ночью едет? — подумал Филька. — Беда, видно, большая, ай-яй!“ Но не Сенька то был. Чужой вошел в юрту. При слабом мерцании каганца{23} разглядел Филька большую шубу, красное лицо. Зубы гостя горели, как подаренный Сенькой котелок. Испугался Филька: „Ай, шайтан! Зачем у человека зубы горят?“
По-хозяйски уселся гость, широко расставив большие ноги. Долго молчали. Гость стал доставать всякие подарки.
— Соболь, белка, куница, лиса, — вкрадчиво говорил он, загибая при каждом слове толстые пальцы.
Смекнул Филька, что надо гостю. Быстро повернулся и достал много шкурок, разложил их. С дорогих шкурок словно искры сыпались, рука тонула в мягком мехе. Гость кряхтел. Глаза его горели. Зубы сверкали. Он достал большую бутыль, наполненную водой. Филька почувствовал острый запах. Ни одна трава в тайге так не пахла, как эта вода. Приезжий протянул Фильке полный чуман. Филька замотал головой.
Гость выпил сам, а потом сказал Фильке:
— Пей! Ноги, как ветер, будут носить тебя по тайге!
Филька выпил, поморщился. Доволен гость, налил еще. Снова выпил Филька. Закружилась у Фильки голова, ноги отяжелели, стало жарко. Шатаясь, он вышел на улицу.