— Пропади ты пропадом, весь безлюдный край! Со своими зверями и птицами. Со своими лесами и реками!
И помчалось войско в обратный путь. Стало тихо в тайге, обрадовался Тарка. Ветру, морозу откланялся и домой пошел.
С той поры много дней прошло, много зим.
Как-то ночью слышит Тарка незнакомый звон. Колокольчики позвякивают и у чума упряжка останавливается. Ввалился в чум чужой человек. И язык чужой — не может Тарка ничего понять. «Соболь, белка, куница» — только и понял. Тут же принес человеку дорогие меха. Тот сложил их на нарты и уехал дальше в тайгу, бубенцами побрякивает.
Вышел Тарка из чума, да к ветру скорей: узнать, кто такой по тайге разъезжает?
Полетел ветер. Слышит: орет, горланит во все горло Тютюримко-шаман. Рядом с ним на нартах в теплой шубе сидит чужой человек, все про соболя, белку расспрашивает.
— Соболь, белка — полно! Горностай — полно! И песец — полно! — кричит Тютюримко-шаман. — Ты, купец, приезжай! Нам побольше таскай воды огненной.
Ветер тут налетел. Опрокинул нарты вверх полозьями.
И мороз успел прискакать. Ну морозить купца. В меховые унты забирается, в совике{6} гуляет-хозяйничает. У купца от холода глаза выкатываются. Губы синие дрожат зубы чакают.
— Пропади пропадом и пушнина вся! — взмолился купец обмороженный. — Домой скорей! Погоняй оленей!
И надолго забыли купцы дорогу в эту сторону…
А если и приезжали, то крадучись, чтобы с ветром да морозом не встретиться…
Еще много зим прошло. Лето настало. Ветер в ту пору праздновал: тальники мыл в воде, свою бороду расчесывал день-деньской впопыхах был и радостях. Песня звонкая до него докатилася. Бросил ветер дело свое, полетел послушать.
Видит: люди идут, смех и радость в глазах. Ветер зашумел засвистел. Только люди не испугались его, не попрятались. Дальше идут.
Удивился ветер. Кто такие отчаянные? У леса спросил, у рек спросил, у озер спросил Никто не знает. А когда спросил горы Уральские, засмеялись они, загрохотали повалили камни в разные стороны.
— Геологи пришли! Люди это бесстрашные! Ничего тебе с ними не сделать.
Полетел ветер к холодному морю. Стал мороз на помощь звать.
— Не могу, — говорит мороз. — Не пришла пора! Лето сейчас. Ты слетай-ка
на болота, озера — попроси комаров. Не бывать такому, чтоб не справились!
Поднялось войско комариное. Загудело, запищало, небо тучей заволокло, закрыло.
— Берегись, геолог! — ветер кричит. — Мы еще до мороза тебя выживем!
А у геологов пилы визжат, машины шумят, дома строятся. Смотрит ветер: Тарка тут же ходит, улыбается.
— Ты чего, Тарка, делаешь? — прокричал ему ветер на ухо.
Погрозил охотник ветру, улыбнулся. А геологи дальше идут, песни поют.
За работу принялся ветер. Без умолку шумел, без умолку хлестал много дней подряд. Пока силы его не покинули.
Тут комариная туча навалилась. Хоть лопатой греби, хоть кострами жги это войско иглоносое. Передохнуть нельзя!
Вдруг вздрогнула земля, зашевелилась.
Испугался Тарка, плашмя в лодку пал. Ветер прочь полетел, комарье на болота сдул. А земля снова вздрогнула. К небу огненный столб подбросила. Побежала речка черная да пахучая.
Парни песни поют, радуются.
— И чего орут, окаянные! — ветер думает.
— Ты, Сибирь, Сибирь, наша Родина! — несется вокруг.
Видит — Тарка едет. Санквалтап{7} везет.
— Ты куда это, Тарка, отправился? — ветер крикнул вслед.
— Я поехал к геологам! — крикнул Тарка.
— Заколдованное, видно, крепко-накрепко это слово. Ничего с ним не поделаем. — заныл ветер.
— Быть хозяином ему! — прохрипел мороз.
Ветер долго летал, долго снегом кидал, долго слушал песни добрые да и сам вдруг запел.
Про луга пропел, про леса пропел. Не забыл и про реки великие.
Только лучше других была песня новая, здесь неслыханная.
Про больших людей, молодых парней, озорных, работящих, отчаянных, тех, которых геологами зовут.
ТАНЬЯ-БОГАТЫРЬ
Давно примечали пастухи, охранители оленьих стад: есть болота, что и в жгучие морозы не промерзают, дымом курятся.
— Дурной дух из земли идет! Олень морду воротит, — сокрушались они.
А олени сердито били широкими копытами по кочкам, фыркали и бежали прочь из этих мест — вкусный чистый мох искать, который летом пахнет грибами да сочными ягодами — морошкой и клюквой.
— Побежал олень! Видно, земное тепло близко! — говорили пастухи, складывали на нарты свои чумы и шли дальше от этих мест.