Как-то раз шел Отортен с рыбалки домой, услышал вдруг завывание сердитое.
Оглянулся, видит: ветер летит, треплет ветви деревьев, траву с корнем рвет, прошелся по реке со всей силищей, разлил волны ее в разные стороны.
— Что ты делаешь, ветер Сиверко? — взмолилась река Тосемья и облила ветру бороду косматую. Долго тряс ею ветер, моросил дождем, фыркал талыми снежинками — обиделся.
— Неспроста кружу-у-у! Неспроста иду-у! Океан послал жениха найти своей дочери. Чтобы храбрый был, чтобы сильный был, чтобы ловкий был, чтобы хитрый был.
Приумолкла река Тосемья, волны спрятала.
А ветер кружит, дрожит, как олень на привязи, ждет, что скажет река говорливая.
Вдруг всплеснула одна, другая волна. Замутилась река. Ветер тут как тут.
— Отортен — жених! Лучше не найти! — простонала река. И давай хлестать волны в разные стороны.
— Что ты делаешь? Неразумная! — проревел Сиверко.
А река пенится, волны к берегам летят.
— Подожди! Расскажи! Не расслышал я!
Зажурчала река, почернела. Зашумели, заскрипели камни на дне, заворочались. Застонала река, да вся в камнях и спряталась. Тосемья— сухая река, только имя осталось. Камни голые лежат да пустые берега.
Рассердился ветер, волком воет, ругает себя, что не смог расслышать имя жениха.
Зато слышал все это Отортен. Часто стал приходить к реке.
Как-то раз пришел Отортен к сухим берегам Тосемьи-реки. Вдруг как все загудит вокруг, затрещит. Облака с землею встретились, закачались деревья, стали землю вершинами бить, и по сухой реке ручеек зазвенел.
Обрадовался Отортен, побежал за ним, а перед ним вдруг появилась девушка. Солнце дало ей жизнь, травы — нежность и стройность, а озера и реки подарили глаза голубые, большие, бездонные!
— Прячься, Отортен! За тобой летит ветер Сиверко, — громко крикнула девушка и исчезла. За ней убежал и ручеек.
— Это ты пришла, Тосемья-река? — крикнул радостно Отортен. — Где ты? Покажись еще! Пойдем в чум ко мне!
Тут буран поднялся невиданный. Хитрый ветер Сиверко в кустах прятался
и услышал имя охотника.
— Отортен! Отортен! Отортен! Иди скорей ко мне! Прячься под берег! Я укрою тебя! — слышит Отортен слабый девичий голос.
— Отортен! Отортен! — кричит ветер Сиверко.
А косматые тучи закрыли все, закружили все.
— Не отдам тебя в чужую сторону, — разлилась вдруг, зашумела речка Тосемья, показалась из нее та же девушка, только слезы из глаз ручейками стекали прямо к ногам охотника. — Оставайся со мной, Отортен, храбрый сын народа, сильный сын тайги, ловкий сын лесов! — крикнула Тосемья… И рассеялось, потерялось вдруг облако темное.
А на том месте, где стоял Отортен, очутился вдруг великан-камень.
Тут же Тосемья-река обежала его журча, обласкала водой. Так стоит с тех пор камень Отортен. Снег не тает на вершине его.
Чтоб не грустил Отортен, не печалился, каждую весну ему Тосемья-река по дочери говорливой дарила. Пошумят ручейки и опять убегут — в болота, озера у подножья Отортена спрячутся.
Долго смотрел на них Отортен, любовался. Видел, как год от года ручейки полнели да ширились: то Печора-дочь, то Вишера Отортену-отцу сказки рассказывали, а как весны придут, почернеют они, нахмурятся. Раз в весенний солнечный день замолчала, задумалась Печора-дочь. Долго сказок ждал Отортен, прислушивался. Горсть снега с вершины сбросил, а Печора молчит. Видит Отортен: потемнела, запечалилась и дочь Вишера.
— Ты пусти меня, отец, в сторону! — прокричала Отортену Печора-дочь.
Посуровел Отортен. Сбросил камень один, а за ним другой — заковал берега.
Крепко держит дочерей в утесах каменных.
Утки с криком летели, гуси крыльями свистели, над вершиной Отортена разговор вели: „Тяжела дорога. Нет озер! Нет лесов! Пусто-мертво все без воды“. — И слетели птицы на речную гладь. И давай купаться в Печоре да Вишере. На утесах крутых перья чистили, а в низинах речных гнезда вили да птенцов выводили.
Отортен все молчал. Все думушку думал.
Как-то в талый день заговорил Отортен, обратился к дочерям своим. Испугались они. Притихли, слушают.
— Я открываю вам ходы-выходы. На простор пущу, — прогремел Отортен громовым голосом. — Пусть в водах ваших рыба водится, пусть по глади вашей птицы плавают, по берегам пусть леса растут, волны пусть людям счастье несут!
Заметались, забились реки горные, заискрились струями серебряными и давай песни петь Отортену.
— Расступись, отец! Отпусти, отец! Вечно славить будем тебя, Отортен-отец!