– Хорошо. Мир. Только впредь учтите, что у нас принято выяснять отношения без этих некроштучек. В крайнем случае, можно кого-нибудь втихомолку сглазить или по-домашнему запустить запуком, но уж точно не убивать. И вообще вам повезло, что малютка Клоппик где-то шляется… Он не Гуня, у него свои примочки, – сказал Ягун.
– Хорошо, учтем, – без тени юмора сказала Лена Свеколт.
В ней было что-то глобально серьезное. Даже разноцветные косы говорили скорее о стремлении казаться легкомысленной, чем об истинном легкомыслии. Видимо, Лена Свеколт, как и Шурасик, тяготилась своим умом, страдала от своей непохожести на других. Хотела быть такой же, как все, но увы… Ее «самость» проглядывала отовсюду, была в каждом ее жесте. Такая девушка, даже если и захочет сделать в веселую минуту шалость, проделает это непременно неуклюже, как порой, сконфузившись от сознания пустоты этого занятия, толстый отличник скатывает снежок и, норовя попасть в столб, разобьет стекло газетного киоска, стоящего, быть может, где-то совсем в стороне. Это почувствовал даже поверхностный, стремительный и не столько умный, сколько остроумный Ягун.
– Какой еще мир? А если эти негодяи остановят завтра сердце у моего Ванечки? Оно у него такое ранимое! А все из-за этой идиотки Гроттерши, этой мерзкой вампирши! – закричала Зализина, обвиняюще показывая туфлей на Гроттер.
Глеб Бейбарсов взглянул на Таню с любопытством. Тане стало неловко.
– Зализина, надень свой валенок на каблуке! Тебе простужаться вредно, ты звереешь. Когда у тебя в прошлый раз был насморк, мы дежурили ночью по очереди, чтобы ты никого не убила, – пробурчала она.
На стене над воротами появился Поклеп. Краснолицый, взволнованный, с плешью, пылающей самоварным жаром, он был смешон, но засмеяться хватило бы ума только у потенциального самоубийцы.
– Где? А ну признавайтесь! – заорал он.
– Кто где? – спросила Гробыня тем мягким и вкрадчивым голосом, которым она всегда разговаривала с начальством и идиотами.
– Мертвецы! Кого убили? Говорите, я все равно узнаю! – потребовал завуч.
– Никого не убили. Все живы, все здоровы, все хорошо себя чувствуют, – терпеливо сказала Склепова. – Мы просто разговариваем. Помогаем новеньким влиться в коллектив.
Поклеп Поклепыч недоверчиво хмыкнул.
– Да? А почему Недолеченная Дама летает радостная и орет, что в Тибидохсе новые трупы? Ну попадись она мне! Новенькие, наверх!.. Вам укажут ваши комнаты!.. А все прочие марш, марш! Что, заняться нечем? Сейчас живо у меня отправитесь в подвал собирать волосатых пауков и травить гнилыми слизнями нежить!
Площадка у ворот быстро опустела. Шито-Крыто и Верка Попугаева остались у моста одни. Пельменника можно было не считать. Он дремал на солнцепеке, изредка ударяясь носом о свисавшую цепь подъемного моста.
– Вот так дела! – сказала Попугаева. – Видела, что наши красавцы учудили? Чуть Гуню не грохнули! Признаться, я с самого начала знала, чем все кончится!
– Откуда?
– От верблюда! Ты не слышала до конца всей истории! Когда темная ведьма умерла, почти сразу после ее смерти исчезла защита вуду, которая прежде мешала телепатам Магщества накрыть всю эту лавочку. А тут – бац! – засекли. Они засуетились и послали группу боевых магов.
– На российскую территорию? А как же Лысая Гора? Разрешила, что ли, лезть в наши дела?
– Ты же знаешь это Продрыглое Магщество! Оно совсем охамело… В общем, теперь самое прикольное. Эти психи примчались на метлах и стали орать на ломаном русском: «Все лейзать! Перстни сынять! Хэндз за башка!» Наши отпрыски всполошилась – они сроду других магов не видели, да и старуха им все годы вдалбливала, что вокруг одни враги и никому доверять нельзя… Короче, они сглазили пятерых боевых магов, да так, что тех еле откачали! Вот им и «хэндз за башка!».
– Это же профессионалы! Они должны были быть готовы!
– Держи карман шире. Привыкли небось к Искрисам фронтисам и стандартным проклятиям! Где уж им против некромагии да еще в сочетании с вуду!.. Ведьма-то свой дар знала, как передать! Магщество взбесилось, заявило, что оно не хочет терять людей и вышлет дюжину драконов, чтобы выжечь этих ребят вместе с их дремучим лесом и всем Алтаем… Но тут уже наши, с Лысой Горы, вмешались и послали туда Зуби с Медузией… Те спокойненько полетели, без напряга, без воплей, без понтов. Пообщались по душам. И вот… вполне нормальные оказались ребята. Вменяемые. Отвезли их в ближайший город, приодели, дали в себя прийти, глухомань из-за ушей отряхнуть, и вот теперь они тут… Прошу любить и жаловать! – тараторила Попугаева.
– Зачем их в Тибидохс? Как я понимаю, обучать магии их уже не нужно, – спросила Шито-Крыто.
– Куда их еще? Не в Дубодам же. Дар просто так не отнимешь, даже если это дар некромага.
Глава 3
ЭХО НЕСКАЗАННЫХ СЛОВ
За обедом Сарданапал с Поклепом по какой-то причине отсутствовали. Их пустые места за столом оставляли ощущение тревожных неуютных дыр. Однако все быстро перестали обращать на это внимание, когда два циклопа, ответственно пыхтя, внесли в Зал Двух Стихий длинный дубовый стол для будущих первокурсников.
Вслед за циклопами, опекаемые Великой Зуби, появились новички. Ребята неуверенно жались друг к другу. Всё им было в диковинку: и пылающие огнем жар-птицы, и хмурые, заросшие рыжим волосом, одетые в шкуры великаны-циклопы; и Конек-Горбунок, потешно выпрашивающий блины; и шипящие змеи; и медведь на цепи, очередной питомец Тарараха, которого питекантропу приходилось всюду водить с собой. Оставаясь один, медведь все разносил. Про медведя было известно, что это заколдованный принц какой-то очень мелкой европейской державы. Однако расколдовывать его ни у кого, кроме питекантропа, энтузиазма не было, особенно когда стало известно, что для полного освобождения от чар надо тринадцать тысяч раз напоить медведя слезами единорога с ложечки.
Новички сели за стол, завороженно наблюдая, как на взметнувшейся белой скатерти-самобранке появляются тарелки.
– Котлетная им досталась! А нам кашная! Все лучшее детям, блин! – с завистью прокомментировал Демьян Горьянов и посмотрел на стоявшую перед ним тарелку с манной кашей взглядом, от которого капитулировала бы гитлеровская Германия. Каша позеленела и покрылась плесенью.
Решив подшутить над новичками, Кузя Тузиков нашептал что-то на их скатерть, и котлеты стали таранить малышей. Они взлетали с тарелки и с разгону разбивались об их лбы. Некоторое время это сходило Кузе с рук, пока он не додумался мысленно направить котлету в маленькую белокурую девочку, которая робко жалась где-то с краю стола. Спустя мгновение Кузю сорвало со скамейки, раз двадцать пропеллером прокрутило в воздухе и швырнуло на одного из циклопов. Когда Кузя вновь поднялся, его штормило и качало. Оба его глаза внимательно разглядывали переносицу.
Белокурая девочка робко улыбнулась и стала еще скромнее.
– Нарвался! Интуитивная темная ведьма с навыком врожденной маскировки! О таких вещах предупреждают! – пробормотал Кузя. Он так испугался, что забыл свое имя. То ли Пузя Кузиков, то ли Гузя Дузиков… Что-то в этом духе.
Лена Свеколт, Жанна Аббатикова и Глеб Бейбарсов расположились за одним столом. От тибидохской скатерти они отказались и попросили ее убрать. Свеколт достала старую, изъеденную молью цыганскую шаль и расстелила ее на столе. На шали появились вяленое мясо, несколько луковиц, лаваш и большое блюдо с изюмом. Однако всех поразило не это, а три посеребренные чаши в форме черепов. Хотя логика подсказывала, что это и есть черепа, покрытые серебром.
Баб-Ягун толкнул Валялкина локтем.
– Ничего себе сервировка для алтайской глуши… Оба-на! А что они там в чаши наливают из бутылки! Пусть меня сглазят, если это не то, о чем я подумал! Ну дела!..
К столу новичков подошел Тарарах и доброжелательно, но твердо навис над ним.