Дмитрий Емец
Таня Гроттер и проклятие некромага
Глава 1
Тайны оптом и в розницу
В жизни всегда масса причин, чтобы не делать чего-то: не бороться, не рисковать, поджать лапки и скиснуть, когда нужно бороться и достигать. Всегда вперед! Разочарование от несделанного – самое большое разочарование.
Состояние между сном и бодрствованием маги называют «прозорливым предутрием». Именно в этот короткий час приходят ответы на вопросы, которые мучительно задаешь себе днем.
И вот в то октябрьское предутрие, когда мы начинаем свой рассказ, Таня внезапно поняла, что относительному и хрупкому душевному равновесию, которым она гордилась последний месяц, этому доказательству своей окончательной взрослости, наступил конец. Осознав это, Таня открыла глаза и, не двигаясь, долго смотрела в потолок. Во дворе Тибидохса глухо перекликались циклопы. Ночью мавки опять прорывались из подземного тоннеля в парке, и Поклеп принял все меры предосторожности. В общем, обычное раннее утро обычного осеннего дня.
Заснуть Таня уже не смогла. Ей стал мерещиться толстый черный кот, который вспрыгнул к ней на грудь, поднял морду и улыбнулся многозначительной, совсем не кошачьей улыбкой. Улыбка кота напомнила Тане чью-то очень знакомую улыбку.
– Чушь! – сказала Таня.
Она рывком села и произнесла заклинание. В комнате вспыхнул свет. Не позволяя себе долго раскачиваться, Таня стала готовиться к аспирантским экзаменам.
«Таня, ты обязательно должна прочитать Онуфрия Приплюснутого «Слова, которые убивают». Только не оставляй книгу на ночь открытой. Там по страницам блуждает автор, а это не для слабонервных», – сказал ей вчера Сарданапал.
Ознакомившись с сочинениями Онуфрия, Таня отправилась на завтрак. По дороге она привычно забарабанила в комнату Ягуна. Играющий комментатор последнее время вечно просыпал завтраки. Исключением были случаи, когда он не ложился вообще. Но после бессонной ночи у Ягуна обычно не бывало аппетита. Он ложкой прокапывал в каше траншеи и требовал, чтобы вместо солдат в них засадили кусочки соленого огурца или ветчины.
– Не входите, умоляю! Я смущаюсь! Дайте хоть в одеяло закутаться! – сразу после стука раздался из-за двери панический вопль Ягуна.
Таня собралась ждать, но тут дверь распахнулась, и на пороге вырос играющий комментатор во влажном драконбольном комбинезоне. Заметно было, что он только что откуда-то прилетел.
– Не смешно. Что, опять не ложился? – спросила Таня.
– Видишь ли, я надумал наскоро поменять в пылесосе свечи. Поменял свечи, решил попутно посмотреть реактивный усилитель. И свернул там одно крепление… Ну и пошло-поехало. А потом, конечно, пришлось полетать, чтобы проверить, все ли нормально. И снова, понимаешь, движок троит!
– Ягун, тебе никогда не приходило в голову, что техника ломается только у тех, кто ее чинит?
– Да ну… Хочешь новую экзаменационную задачку? Встречаются в лесу два чувака. Уровень магического мастерства одинаковый, боевой опыт тоже одинаковый. Короче, все примерно равное. У первого – молот Перуна, у другого – трезубец Посейдона. Оружие, ясный перец, непобедимое, круче нет. Первый чувак – в нагруднике Зевса, у второго чувака доспехов нет, зато на шее амулет – пятка Ахилла. Начинается бой. Удары нанесены одновременно. Кто кого замесит?
Таня пожала плечами.
– Да никто никого. Трезубец Посейдона не посягнет на мага в нагруднике Зевса. Это дружественные артефакты. А молот Перуна не тронет некромага.
– А как ты докажешь, что второй некромаг? – разочарованно спросил Ягун.
– Никто, кроме некромага, костей на себе таскать не будет. Они из него силы высосут. Пятка Ахилла – это кость. Что, неправильно?
– Да правильно, – кивнул Ягун. – Я тоже сразу догадался. А третьекурсники почти все засыпались. Вот что значит новая школа.
По дороге в Зал Двух Стихий Таня и Ягун встретили Сарданапала. Академик поклонился немного на старомодный манер и хотел пройти.
– Постойте! Академик, можно вопрос – милый и ненавязчивый, как я сам? – внезапно завопил Ягун.
Сарданапал остановился.
– Нет. Никаких новых вопросов, особенно милых и ненавязчивых, как ты! – ответил он.
– А я новых и не задаю. Помните вчерашний мой вопрос? «Да» или «нет»?
– Разве я вчера не сказал «нет»?
– Ну позязя! Не за себя же прошу! Хотите я на колени встану, а Танька вас поцелует и зайчиком попрыгает?
– Че-е-его? – возмутилась Таня, которая вообще не понимала, о чем Ягун просит Сарданапала.
Сарданапал поморщился. Совершенно ясно, что Ягун не отстанет.
– Опять та же песня! Ну хорошо… Если Ягге поручится, что все будет более-менее цивильно… – нерешительно начал академик.
– Ура! Считайте, что она уже поручилась! – завопил Ягун.
Сарданапал понял, что ошибся и выбрал не тот рычаг.
– Э-э… Ну да… Хотя учти, если Медузия или Зуби откажут… – осторожно продолжил он.
– Они откажут, только если с ними советоваться. Когда все свалятся на голову, отказывать будет поздно. И потом, разве вы не глава школы? Разве ваше мужское авторитетное слово не есть закон для нас всех? – надув щеки, сказал Ягун.
Академик устало махнул рукой, буркнул что-то про юродство и ушел.
– И почему это я должна была прыгать зайчиком? – мрачно спросила у Ягуна Таня.
– Ты что, забыла? Я выполнял просьбу Шурасика. Старине Шурасику завтра двадцать лет. Душа его жаждет праздника. А моя душа жаждет шумной толпы контуженных однокурсников.
Таня задумчиво кивнула. Собрать вместе весь курс – что может быть лучше. И Ванька, возможно, выберется.
– Танька, прости, я должен бежать! – спохватился Ягун.
– А завтрак?
– Я забыл сделать одну штуку. Захвати мне чего-нибудь мясного, но чтобы оно не шевелило лапками. Ладно? Ну пока!
И Ягун умчался, паря на ушах, как на крыльях любви. У него вечно были всякие «пылесосные» дела-делишки: понестись туда-то, договориться с тем-то, чтобы тот повел к какому-то своему знакомому смотреть клапана или менять присадку на новую трубу. Причем, зачем нужен тот, первый посредник и почему нельзя связаться сразу, напрямую, Тане было глубоко непонятно.
Однако бегательная система явно имела свои бонусы, потому что, несмотря на то что Ягун вечно сидел без дырок от бублика, пылесос у него был самый навороченный в Тибидохсе. Местные же русалки, на чешую которых играющий комментатор постоянно зарился, боялись Ягуна до дрожи. Исключение составляла Милюля, которая мало того, что сама никого не боялась, ее еще и боялся грозный Поклеп. «Подхвостник!» – называл его Ягун с учетом того, что каблуки у русалки по известным причинам отсутствовали.
Ближе к обеду стало окончательно ясно, что Медузия и Великая Зуби не то чтобы согласны принять в Тибидохсе всю ораву, но вроде как активно и не возражают. Другими словами, это было скорее «да», чем «нет».
– Мигом всех обзваниваем! Надо ковать железо, чтобы было, что сдать в металлолом! – велел Ягун.
Таня вздохнула и послушно принялась ковать железо. Когда белая дымка на экране зудильника рассеялась, Таня увидела Гробыню. Склепова томно возлежала на диване, закинув ноги на спинку. Гуня массировал ей ступни. При этом вид у него был такой суровый, будто он сейчас озвереет и поотрывает Склеповой все пальцы на ногах. Хотя, если вдуматься, у Гуни всегда был такой вид. И тем не менее Гробыня до сих пор была жива.
– О, Гроттерша! Снова ты, бешеная сиротка! Никакого покоя! Никакой личной жизни! – сказала Склепова будничным голосом.
Таня обиделась. Можно было подумать, что в последний раз они разговаривали не несколько месяцев назад, а только вчера.
– Прости! Я, кажется, помешала!
– Ты всегда мешаешь, и я всегда тебя терплю!.. Трудись, трудись, Глом! Не тебе звонят!..
– Что-то у тебя дымно в комнате! – сказала Таня, принюхиваясь.
Зудильник неплохо передавал запахи.