– Телин, милая, я мог бы кое-что сказать, но чего бы я этим добился? Только вызвал бы у нее больше подозрений по отношению к нам. Она уже все равно твердо решила задать тебе жару, и все сказанное мной вряд ли смогло бы отвратить ее от этого. Кроме того, она, знаешь ли, была права. Ты-таки напортачила с этим…
– Заткнись. Этого я наслушалась утром от нее. Наверняка ведь, она не могла ожидать, что я буду отвечать за неумелость людей, нанятых-то в первую очередь ее ребятами?
Рори Маллап ван Клееф опять вздохнул и начал натягивать золоченый халат.
– Полагаю, что так, милая. Но, впрочем, когда она вообще бывала в чем-нибудь разумна? Я в общем-то не понимаю тонкостей таких дел. Она сделалась страшной сукой, не правда ли?
Телин выскользнула из постели, и подойдя к нему, села рядом. Она собственнически обняла его за массивные плечи.
– Слушай, Рори, я уже говорила тебе. Мы можем добиться хоть какого-то счастья только одним способом: ликвидировав эту старую шлюху раз и навсегда.
Рори усмехнулся. Природа не обделила его чувством юмора, хоть и крайне примитивным.
– Ай-яй-яй, разве можно так говорить о любимой тетушке?
– Да. Только так и можно говорить о ней! И я при том ей льщу. Каждый раз, когда мы обсуждаем ее ликвидацию, во мне берут верх инстинкты милосердия. Но если конкретней…
– Пожалуйста, милая, я сейчас не в настроении.
– Рори, – она снова выпрямилась. – Ты любишь меня… или ее?
– Не надо непристойностей, милая! Ты понятия не имеешь, ни малейшего понятия, какая это трудная задача – необходимость постоянно изображать интерес к этому мешку хирургических чудес. Особенно, – он посадил ее к себе на колени и поцеловал, – после тебя.
– Мммм. Вот такие твои речи мне нравится слушать! – Он снова заставил ее замурлыкать. – Значит, ты посодействуешь мне?
– Как я уже говорил, если ты выдвинешь разумный и приличный план. Любовь любовью, а я не намерен провести остаток своей жизни на каком-нибудь тюремном спутнике из-за какого-то лишь наполовину разработанного замысла. Я не гений, но достаточно умен, чтобы понять это. Потому пошевели мозгами за нас обоих. А я обеспечу любые потребные мускулы, которых, – добавил он, любовно разминая трицепс, – у меня более чем достаточно.
Она выскользнула из его объятий и сердито топнула по покрытому глубоким мехом полу.
– Перестань хоть на минуту восхищаться самим собой и попытайся быть серьезным. Убийство – это не забава.
– Отнюдь, когда оно связано с твоей теткой.
– О, ты невозможен! Ладно, слушай, ты знаешь, как она любит купаться в том маленьком бассейне, там, где все эти красивые рыбки, улитки и прочие? – Глаза ее сузились в щелки. – И что она старается плавать там каждый день?
– Да, я знаю это место. Ну и что?
– Будет ведь очень просто заминировать этот бассейн, как тебе кажется?
Он с сомнением покачал головой:
– Ее люди такое заметят. Ты же знаешь, как она осторожна.
– Не заметят, если мы замаскируем мину под одну из тех проверенных лягушек или что-нибудь еще! – Она так и сияла. – Да, под лягушку. Я уверена, что такое устройство можно изготовить. Да, водонепроницаемое, небольшое, но тем не менее способное вместить смертельный заряд. А ты сможешь, пока я подбрасываю эту штуку в воду, гм, "усыпить" на минуту охранника, больше нам не понадобится.
– План кажется неплохим, милая. Да, Телин, я тоже так думаю! – Он взял ее на руки и нежно поцеловал. – Мне, однако, интересно узнать одну вещь. Почему ты раньше не придумала что-нибудь в этом роде?
Губы ее скривились в хищной улыбке, которая, как она знала, была почти точной копией улыбки тетки.
– О, я придумывала, придумывала. Но до этого утра я не испытывала на самом деле достаточного побуждения! Сегодня я наконец убедилась, что она совершенно обезумела. Будет всего лишь добрым делом подарить ей вечный сон.
Рашалейла Нуаман отключила экран слежки и по-кошачьи улыбнулась самой себе. Щедрость и заботливость ее племянницы… ну, просто потрясали. Так значит, она набралась наконец достаточно смелости, чтобы действительно спланировать это дело! Да, самое время. Но доверить такое этому болвану ван Клеефу! Це-це-це. Плохая мысль, плохая. Как вообще мог кто-то влюбиться в автомат, полнейшее ничтожество, вроде этого! О, разумеется, в постели он был великолепен. Но за ее пределами он был ничто, пустое место, нуль. Само собой, с добрыми намерениями и любящий. Как большой щенок. А, ладно. Пусть себе наслаждается своими играми. Это будет хорошей практикой для Телин. Поднимет ее уверенность в себе и все такое. В конечном итоге, однако, бедняжку придется резко привести в чувство. Она захихикала. Такие безделицы прекрасны, но не в рабочее время. А это кое о чем напоминает. Надо поручить смотрителю убрать всех этих миленьких лягушечек. По крайней мере, временно. Нет смысла зря терять их. Наверное, завтра на ужин.
Она немного поспешила выключить экран, разыгравшийся стимулированный ум ее племянницы осенила новая мысль.
– Нам также следует держать старую суку в состоянии неуравновешенности, Рори. Пока пытаемся пробить это дело. Она, знаешь ли, не полная идиотка.
– Я полагаю, это неплохая мысль, – отозвался ван Клееф, разминая квадрицепсы. – Ты что-нибудь придумаешь.
Лицо ее осветилось.
– Я придумала, о, я придумала!
Она потянулась и подошла к фарфоровому столу. Потайная кнопка открыла экран связи, который, как она знала, не прослушивался автоматическими мониторами слежки ее дорогой тетушки. Это была единственная машина в поместье, чью схему она проверила сама. Она быстро отстучала короткую серию цифр, помчавшую ее вызов по особой и очень секретной системе ретрансляции к тому сектору пространства, с которым мало кто имел контакты.
В конечном итоге экран прояснился, и лицо начало обретать четкость.
– Ну, доброго света вам, Амувен ДЕ, и да будет в вашем доме всегда полно праха.
Лицо ААннского бизнесмена сморщилось в зубастой улыбке.
– Как всегда, как всегда. Очень рад снова видеть вас, госпожа Руд!
9
Флинкс уже несколько минут молча глядел в главный иллюминатор салона, отлично сознавая, что позади него кто-то есть. Но повернись он сразу, это породило бы ненужную неловкость. Он повернулся только сейчас, увидел двух ученых и понял, что заботиться ему было не о чем, оба не обращали на него никакого внимания. Они растянулись на шезлонгах и созерцали великолепный хаос искаженных двигателями небес. Не обращая внимания на их пристальные взгляды, призматическое великолепие текло дальше без изменений.
– Не беспокойся на счет нас, Флинкс. Мы пришли сюда ради того же, насладиться зрелищем. – Философ вновь перенес свое внимание к большому иллюминатору и искаженным эффектом Допплера солнцам, пылавшим намного резче, чем когда-либо могли светить в своем естественном состоянии.
Но сосредоточенность и настроение Флинкса были уже нарушены. Он продолжал стоять лицом к двум ученым.
– Сэры, вам не кажется странным, что когда столь многим бывает так трудно договориться друг с другом, вы, принадлежащие к двум предельно различным расам, сумели так хорошо поладить?
– Твои вопросы, юноша, боюсь, никогда не будут отличаться излишней деликатностью. – Цзе-Мэллори повернулся к транксу: – В былые времена мы с моим другом существовали довольно в тесной, можно даже сказать, интимной связи. Этого требовала наша работа. И не так уж мы сильно различаемся, как ты, возможно, думаешь.
– Я помню, вы несколько раз называли друг друга братьями по кораблю.
– Да? Полагаю, называли. Мы так и не привыкли к мысли, что другие могут счесть это необычным. Настолько это естественно для нас.
– Вы были артиллерийским расчетом?
– Нет, – ответил Трузензюзекс, – мы летали на стингере. Маленьком, быстроходном, с одним средним проектором СККАМ.