С такими грустными мыслями я уснула, скинув душное одеяло и обняв руками подушку. Во сне глядела в колодец с монетами. И смотрела на меня из него Даа - женщина-богиня с головой черепахи. В её мудрых чёрных глазах стояли золотые слёзы. А на поверхности воды, подёрнутой рябью, льдинкой звенел вопрос: "Почему ты не желаешь попросить помощи у меня, верно служившая столько лет?"
- Выходим.
Голос Маниоля коснулся воспоминаний, и они проросшими семенами посыпались под ноги.
Волшебной поляны вокруг нас уже не было. Голые стены и пошелушившаяся, давно не беленная печь - всё, что осталось от неё...
У порога стояли две заплечные сумки.
- Прощай, дом, - шепнула я лишившемуся волшебства жилищу. Мне ответил тихий скрип половиц и еле ощутимое дуновение сквозняка.
Маниоль надел чёрную куртку, взвалил на плечи сумку. Вторую взял в руки.
- Нет уж, - впихнув себя в шерстяную синюю кофту, я выхватила причитающуюся мне ношу.
- Тише ты, - улыбнулся мой ненаглядный. - Я могу нести и эту сумку, и тебя, и нисколько не устану.
- Не надо. Знаю, что ты можешь. Позволь мне тоже заботиться о тебе.
Я понимала - это обыкновенная вредность. Маниоль не человек. Он может слишком много, что не позволено смертным. Но я-то знаю его главную тайну. Он хоть бессмертен, его слишком просто убить.
Запирать дверь не было смысла. Пусть во взгрустнувшем доме похозяйничают ночные бабочки, летучие мыши и ночная прохлада. Им будет интересно. И дому не так одиноко.
Выйдя вслед за Маниолем на крыльцо, я не сразу поняла, что не так. Мелодия спускающейся ночи была надломленной, сиротливой.
На другом краю деревни играли на гармошке. Подвыпивший голос выводил не всегда приличные куплеты. Пахло дымом и скошенной травой.
Что-то не так. Море! Моё море обмелело. Чувствует, что я ухожу. На склоне холма беспомощно засыхали актинии. Вода стояла только в низинах. И шорох прибоя, и крики чаек уже казались чужим сном, по невероятной ошибке залетевшим в мою голову под утро...
- До встречи, море, - шепнула я и зашагала следом за Маниолем.
Лямки сумки давили на плечи. Пыльная дорога развёртывала серо-коричневую ленту по выцветшим к середине лета холмам. И протяжная песнь птицы пиу звенела вслед...
Клонились к земле ветви садов. Почти закатилось за горизонт солнце, окрашивая небо в таинственный фиолетово-малиновый цвет. Нас обгоняли обозы, груженые товарами и простые крестьянские телеги. Один раз промчался богатый экипаж. Я не узнала гербов. К счастью. На дороге даже схорониться было негде.
Меркли на ночь синие звёзды цикория. В траве заводили вечернюю песню цикады. К полуночи мы дойдём до Бильда, маленького городишки. Главное, поскорей пересечь границы княжества. Вряд ли меня будут искать в этой стороне. Если бы искали, давно бы награду за голову назначили, листовки на каждом столбе развесили, как тогда, три года назад...
Хотя, весть о наводнении лучше всяких листовок. Одна радость, море рядом. Нельзя отлучаться вглубь побережья, чтобы себя не выдать.
Через час ходьбы Маниоль всё-таки отобрал у меня сумку. Я скинула туфли и пошла босиком по тёплой пушистой пыли, изредка ощущая уколы мелких камешков. Через два часа с половиной мы устроились на ночлег в "Болотной цапле".
Помывшись, Маниоль сразу уснул, а я, расчёсывая уже высохшие волосы, мучила себя воспоминаниями.
День, а вернее, уже вечер "предъявления чуда". Арена, на которой обычно проводятся рыцарские турниры и состязания борцов, предоставлена во власть ведьм и чародеев. Герцог откровенно скучает в обществе эльфы. Народ и остальные участники сидят на длинных деревянных скамьях без спинок. Благо, день пасмурный. Изжарились бы.
Пахнет горячими пирожками с мясом и яблоками. У входа наливают всем желающим пива втридорога.
Я сорок пятая из шестидесяти трёх решившихся на участие. Но сейчас уже не раз пожалела, что собралась позориться. Разве сравнюсь я с создателем золотых длинноклювых птиц, так изумительно поющих и танцующих на превращённой в лесную поляну арене? Или с маленькой девочкой, умеющей превращаться в лохматую кошку и древнюю старуху?
Много-много чудес обрушилось на меня сегодня. Эльфа, правда, разочаровала. Всего-то вырастила карликовые яблони и заставила плодоносить. А в центре сада поместила дворец, очень напоминающий герцогский. Чародеи вокруг зашептались по поводу изящности сотворённых заклинаний, но я ничего сверхудивительного не разглядела.
Я поняла, Тара не стремилась к победе. И цели у неё были совсем иные. Уж кому интересно было следить за происходящим - так это ей. В конце каждого выступления королевский телохранитель по паре минут что-то писала. К кому-то из выступивших направляла слугу с запиской. Ох, неспроста герцогу чуда захотелось!
Пожалуй, всем, и герцогу, и зрителям, и даже участникам, приглянулся пожилой седой бард с ясной улыбкой. Исполняя героические баллады, он вызвал целое воинство призраков и заставил их разыграть одно из древних сражений.
Моя богиня, что я здесь делаю? Что за заклинение нашептала ты мне во сне и запретила испробовать до турнира? Разве удивит князя фонтан посреди арены? Пусть даже такой великолепный, как ты мне показала?
Моя очередь неумолимо приближалась. Сорок четвёртым на арену выбрался тот самый хам, которого я вчера отзеркалила. Сам расколдовался, или помог кто? Не важно. Выглядел он так, словно его пожевали и выплюнули. Вяло поэкспериментировав с иллюзиями, он поспешил убраться с глаз долой под нелестные комментарии зрителей. Столкнувшись со мной у входа, он зло шикнул в лицо проклятье.
- Гляди-ка, краса и гордость норкоделов снова проявил воспитанность! - мило улыбнулась я ему.
- Сгною, ведьма!
Мы бы дальше расшаркивались, соревнуясь в вежливости, но объявили мой выход, и ведущий буквально вытолкнул меня на арену. Прости, симпатюлька, не до тебя.
Держитесь, господа чародеи и многомудрые ведьмы. Вам предстоит лицезреть величайший облом в истории королевства со мной в главной роли. Ща как колдану!
Песок пополам с камушками ворчливо скрипел под подошвами ботинок, жалуясь на то, сколько ему уже пришлось вытерпеть. Крепись, дорогой, я отмучаюсь, потом легче будет. Жаль, ты от стыда краснеть не умеешь. Иначе бы поддержал меня.
Я шла вперёд, и казалось, никак не дойду до центра огороженного пространства. Тут же целый город на меня пялится, не говоря уже о надменных гостях и участниках. Под их взглядами кружится голова и подташнивает. И никак не приходят на ум слова заклинания.
Что там говорила великая Даа? Не помню! Хоть пытайте! Что же так коленки дрожат? А по чародейским рядам уже прокатываются смешки. Мудрая Даа, не дай опозорится. А то будет явлено чудо толпе - ничего не умеющая ведьма в наряде служанки! Нужно что-нибудь показать. Хоть что-нибудь!
Вот! Кажется, начиналось с этих слов!
Хрипло, теряющимся тихим голосом, выуживая из пыльной кладовки памяти звук за звуком, я начала читать текст на древнеэльфийском.
- Сохредат аф`акан дайет`бар маим...
Сколько же этому языку лет, раз даже для эльфов он порос плесенью и выцвел? Это язык сотворения нашего мира. Язык созидания.
На середине я сбилась, замешкалась, но, кажется, вспомнила верно и продолжила. Что было в этом наборе звуков? Я поняла их так:
Придите, воды. Придите, не причинив вреда ни мне, ни тем, кто под моей защитой, и дайте живительную влагу, сверкающую на солнце и в хрустальном свете луны. Одарите брызгами и лягте покорно к моим ногам. О, воды, прибежище рыб, русалок и прочих жителей, недолюбливающих вольный воздух, покажите мне свои сокровища, откройте тайны и ступайте обратно, когда я пожелаю того...