Поведение старосты неопровержимо свидетельствовало, что Леночка обслюнявила его очень по-подлому: без объявления войны и перед самым входом в рубку — именно чтоб не успел обтереться и выглядел как можно предосудительнее. Юная Халэпа изо всех сил пыталась растолкать дрыхнущую мертвым сном Чин-чинову ревность, но даже всех девичьих силенок на этакое дело оказалось мало. Единственно, к чему объект Лениных ухищрений проявил заметный интерес, так это к состоянию контейнера.
— Мы отмыли его кипятком и почти час держали в кухонной сушилке, — досадливо ответила папенькина дочка на немой вопрос обернувшегося к ней Чинарева. — А потом я дула в него своим феном. На максимуме.
— Утюгом не гладила? — хмуро спросил Чин-чин.
— Нет, — захлопала глазищами Леночка. — А надо было?
Фыркнув, Чинарев выволок откуда-то из-под кресла серый карбопластовый сундучок, поставил его напротив одного из комповских дистанц-портов и буркнул в контактный микрофон:
— Выйди из Интерсети, подключи сетевой модем к копировщику через порт номер… э-э-э… — Чин выдернул из Леночкиной руки многострадальное вместилище эллипсет, вложил его в услужливо приоткрывшийся, брызнувший индикаторным многоцветием сундучок и, кривясь, потряс растопыренной пятерней: — Вымыла, называется… нет, придурок ты электронный, это я не тебе. На чем я?.. А, через порт «один». Все, экшн.
Экшн, однако, не состоялся.
— Не могу выйти из Интерсети, — сообщил комп. — Идет прием сообщения. Ждите.
— Долго ждать-то? А ну, давай прием на экран.
— Отказ, — кокетливо проворковал электронный баритон. — Конфиденциальная информация. Введите пароль.
— Тьху, будь ты трижды неладен! Кому хоть адресовано?
— Отказ. Введите пароль.
Чин-чин озадаченно изломил брови:
— Что еще за шпионские страсти? А ну-ка…
Происходящее становилось чересчур интересным, чтобы просто дождаться освобождения сетевой линии и заняться своим делом. Своим-то делом заняться никогда не поздно, а вот сунуть нос в чье-то чужое — можно и опоздать.
Чин-чиновы пальцы заметались по сенсорам контактора.
Несколько секунд Белоножко и Леночка недоуменно следили за этим метанием, потом староста отважился на вопрос:
— А что ты, собственно?..
— Если этот конспиратор уже хоть раз получал такие сообщения, то пароль я из суб-памяти с кишками выну.
— Да разве такое возможно? — Виталий озабоченно нахмурился.
— Задачка для дефективных детишек, — фыркнул Чин, не переставая трудиться. — Особенно, если конспиратор — хлоп развесистый; а я имею веские основания полагать, что он именно развесистый хлоп! — последние слова Чинарев почти выкрикнул в направлении интеркома внутренней связи, явно надеясь, что конспиратор (он же Изверов Вэ Бэ) услышит сию малолестную характеристику.
Комп вдруг часто-часто заморгал рубиновым треугольничком экшн-сигнала и сообщил:
— Прием завершен. Доступно отключение от сети.
— Не-е-етушки, — ласково пропел Чин, избивая сенсоры, — теперь ты от меня так легко не отвертишься… Теперь-то уж я…
Подавившись недоговоренным, он изумленно вытаращился на экран комповского монитора — там вдруг принялись суетливо выстраиваться столбики нелепых насекомоподобных значков-растопырок.
— Вот это и есть искомое сообщение? — Белоножко преисполнился таким сарказмом, что даже позабыл обтирать с физиономии губную помаду.
Не отводя глаз от испятнавшей экран белиберды, Чинарев кивнул, пробормотал бессмысленно:
— Стиснув зубы, вздыхая о сем да о том,
Он проник в свои кудри пытливым перстом
И сурово взял к ногтю искомое
Надоедливое насекомое…
— Ой, мальчики, а ведь действительно совсем как букашки! — Навалясь на спинку операторского кресла, Леночка протянула к экрану изящнокогтистый «пытливый перст»: — Вот паучок, и вот паучок… а вот тараканчик…
Согнутый ее напором в три погибели, Чин задушенно прохрипел:
— Детка-лапочка, слезь с меня! Ты мне своими грудями все уши поободрала!
— «ВСЕ уши»! — презрительно передразнила Халэпа, отодвигаясь, — «Грудями»! Говорить научись, ты… не-до-тро-га… — (последнее словцо в милых девичьих устах прозвучало, как омерзительнейшая матерщина).
Положительный человек Белоножко вздохнул и тоже отошел в сторонку. Можно было бы и так сказать, что он потихоньку, стараясь не привлекать к себе внимание сокурсников, убрался в дальний уголок рубки — вполне можно было бы так сказать, имейся в блокшивской рубке хоть один угол.
Старосте, надежде курса и прочая, было весьма хреново. Судя по бледности физиономии, испарине и кусанию губ, надежду курса терзала непереносимая зависть. Уж он, Виталий-то Белоножко, случись ему угодить хоть затылком, а хоть и чем угодно иным в жаркие тиски Леночкиного бюста… Уж он бы тогда не то что язвить — дышать заопасался. Даже если бы эти две литые упругости впрямь ободрали ему уши… или что угодно еще… Но о подобном Виталию оставалось только мечтать. Единственно, что давеча соблаговолило выпасть на долю горемычного старосты, так это мимолетное, отнюдь не ласковое прикосновение оказавшейся поразительно твердой и хлесткой Леночкиной ладошки. Ну, и еще пятна помады на щеках — лиловые, светящиеся… Точь-в-точь лишаи, которые через два-три часа после концентрированных нейтринных ударов обычно проступают на трупах… И запах помады… Редкостный аромат байсанских флайфлауэров может вызывать утонченно-возвышенные ассоциации не у всех даже тех немногих, кто знает, что в захолустной дыре под названием Байсан по сию пору никак не могут довымереть заповедные твари, смахивающие на помесь фиалки с тараканом.
Виталий облизнул затерпшие губы. Откашлялся. Сказал:
— Это просто какой-то сбой передачи. Так бывает. Все-таки космос же! Разные излучения, помехи. Это же только поговорка такая: вакуум, мол, пустота. А на самом деле… — Наверное, он и сам почувствовал, до чего не к месту приходится говоримое. Почувствовал и умолк.
А мигом позже решила заговорить Халэпа Леночка.
— Это не сбой, — сказала она, опять (правда, на сей раз издали) вытягивая палец по направлению к монитору. — Это эти… иерогольф… иероглифы, вот. Ими когда-то вместо букв писали всякие китайцы. Сверху вниз.
Папенькина дочка поглядела сперва на Чинарева, затем на старосту и победно ухмыльнулась:
— Ну, что смотрите? Думали, я совсем беспросветная?
Обе повернутые к ней головы одновременно и одинаково кивнули. Потом Чин-чин вдруг выбрался из кресла, подошел к интеркому, достал из кармана запасливо приготовленный рулончик медицинского пластыря и аккуратно залепил акустический и видеодатчики внутренней связи. Полюбовавшись делом рук своих, он вернулся к компьютеру, придвинул к себе контакт-микрофон:
— Создай на эф-четыре файл «Букашки-таракашки» и перекачай туда принятую информацию. Из оперативной памяти, суб-памяти и из сетевого регистра все, касающееся последнего приема, стереть. Экшн!
Комп деловито запульсировал индикаторами.
— Зачем ты?.. — Виталий нервно оглянулся на обеспомощневший интерком. — Зачем тебе лезть в изверовские дела?
— Да так, — Чин-чин мило улыбнулся, — с детства люблю всякие головоломки. Надеюсь, ты не осуждаешь мое поведение?
По лицу старосты было видно, что он, староста, очень даже осуждает это самое поведение и очень-очень хочет его (поведение) пресечь, но…
Но.
Слишком уж дружелюбно, прямо-таки нежно улыбался развалившийся в операторском кресле обладатель геракловской мускулатуры. Улыбался и говорил:
— Есть такая детская подначка, которую даже ясельные сосунки постыдились бы назвать шифрованием: набираешь текст вручную, скажем, на англосе, в режиме, скажем, древнекитайского шрифта. Понимаешь? Тычешь пальцем в латинские буквы, а на экране — давленые букашки.