Виталий приоткрыл было рот, но Чин пренебрежительно отмахнулся:
— Ну да, да! Нужно установить первоначальный язык сообщения и фонт подменного алфавита. Ограниченный набор вариантов. Дело маненечко усложняется, ежели «шифровальщик» пользовался каким-нибудь доисторическим редактором из самых первых — ну, у которых даже собственные разные версии друг дружку не понимали. Но все равно, при сносном компе (хоть бы и вроде вот этого) тебе, Белоноженька, прочесть такое — минут пять работы, а мне — с десяток миллисекунд. А теперь смотри: Изверг подозревает меня в суперхакерстве и назойливо грозит смешать с отходами жизнедеятельности организма — раз. Два: полагая, что на его компе хозяйничает сам Чингисхан, означенный Изверг не предупреждает адресантов о необходимости заменить шифр, которым может пользоваться только идиот, полчаса назад впервые в жизни увидавший компьютер. И еще этот самый Изверг пользуется примитивными парольками, каковые способны только привлечь внимание любознательного человека. Господи, он даже не потрудился запаролить на отпечаток… О, кстати!
Чинарев прижал большой палец к оконцу контакторного сканер-датчика и рявкнул:
— Файл «Букашки-таракашки» на дактилопароль! Экшн, да побыстрее!
— Слушай, — подала голос Леночка, — а может, это все просто не имеет к тебе отношения? Мало ли что шифры-пароли… У тебя прямо какая-то мания… этого… величества. Тяжелая форма всегалактического центропупизма.
Чин покладисто кивнул:
— Возможно. Но если все-таки это про меня, то логика вырисовывается страшненькая. Не хрен изощряться, все едино ничегошеньки он не успеет — вот какая вырисовывается логика. Понимаешь, Ленок, я, конечно, замашки Лиги только понаслышке знаю, но наслышка мне эта очень не нравится.
— Погоди, — положительный человек Белоножко нахмурил свое высокое чело, — но если ты не Молчанов — ну, не Чингисхан этот, — так чего тебе опасаться?
— А как ты думаешь, что лучше: уделитить лишнего лже-Чингисхана или не уделитить доподлинного? Космофлот у нас, слава богу, кадрами укомплектован, на каждую штатную должность по четыре человека в очередь, так что студентом больше, студентом меньше… Ну да ладненько, — он трескуче прихлопнул ладонями по кресельным подлокотникам, — вернемся к нашим баллонам. Комп, слухай мою команду! Создай на эф-четыре верк-поле «Практика» и все с эллипсет — туда! Вы-па-а-ал-нять! То есть экшн, плиз. А ты, Белоноженька-Белорученька, будь другом, отдери с интеркома постороннюю гадость. И кто только ее туда налепил, у кого только совести хватило на такой вандализм?..
Белоножко заторопился исполнять распоряжение.
Комп — тоже. Копировщик начал было отчибучивать некую замысловатую цветомузыкальную пьеску, но вдруг тоненько проверещал и вырубился. Электронный баритон злорадно сообщил: «Эррор он драйв „А"». Потом, чуть размыслив, снизошел вдаться в объяснения: «Считывание невозможно. В контейнере неформатированная эллипсета».
Неимоверным образом вывернув голову, Чинарев зыркнул на Леночку:
— Вот тебе, лапуля, твои дырявые ручки, вот тебе твое мытье и вот тебе фен с кухонной сушилкой. — Он снова развернулся к компу, буркнул: — Формат в порядке. Возможна грязь… то бишь посторонние наслоения. Учесть. Скорректировать и повторить предыдущую операцию. Экшн.
Новая цветомузыкальная судорога, новый «эррор он драйв».
Чин расслабленно обмяк, заложил ногу за ногу.
— Финал, голуби, — сказал он в пространство. — Хана. Готовьтесь к вылету из училища. К моему вылету. Вам-то обоим это все, поди, не страшней, чем амебе кариес…
— Пусть учтет возможное изменение формы носителя.
Это подала голос папенькина дочка Халэпа. Чин с Виталием воззрились на нее, как на диво морское, но Леночка, хоть и закраснелась в предельном смущении, упрямо гнула свое:
— Я сама читала! Вода, а потом — температура… Эллипсета могла покоробиться. А в стандартном обеспечении есть подпрограммы, которые могут это… вводить поправку на это… на деформацию. Я же вправду читала — Перл Бриллиант так добыла компромат на Блэка Монстера в «Смерть под диваном»!
Чин-чин махнул рукой и отвернулся, проворчав нечто, подозрительно смахивающее на «дура безмозглая».
Тем временем Белоножко жалостно — так с инвалидами разговаривают — объяснял папенькиной дочке:
— …действительно есть, но такие программы могут учитывать только незначительные, микронные изменения формы носителя и конфигурации записи. А уж если эллипсета покоробилась…
— Возможности любой программы можно форсировать — если, конечно, вместо капустного кочана иметь на плечах голову! — перебила не на шутку распалившаяся Халэпа.
Она хотела сказать что-то еще (наверное, дополнить и расширить тезис про капустный качан), но не успела. То ли на очередной ее полувыкрик, то ли на чинаревское бормотание комп откликнулся радостным «нераспознанная команда», и Чин так яростно рявкнул: «Заткнись!!!», что Лена испуганно зажала губы ладошками. (Кстати, комповский саунд-контакт мгновенно отключился: хоть и с запозданием, система начинала адаптироваться к нестандартным командам нового пользователя.)
Леночкин испуг прошел на удивление быстро. Наверное, ощущение, что вот чуть ли не первый раз в жизни повезло допереть до чего-то дельного, а все по привычке отмахиваются да злятся, способно было бы взбесить и кого-нибудь поуравновешеннее избалованной дочки высокопоставленного родителя.
Так ли, иначе, а только юная Халэпа снова вдруг перегнулась через спинку кресла, выдавливая Чинарева куда-то под системный блок, и стремительно протарахтела блескучими своими ногтищами по контакторным сенсорам. Так стремительно, что когда опомнившийся Чин распрямился мощным рывком и отшвырнул самовольничающую девицу к противоположной стене, комп уже принялся как-то реагировать на полученную команду.
— Что ты натвори… — возмущенный вопль старосты Белоножко так и пресекся на полуслове.
Копидрайв застрекотал этаким веселым сверчком; на экране вспыхнула и закувыркалась в стремительном росте цифирная процентовка выполнения операции…
— Пошла запись… — растерянно промямлил Чин-чин.
Леночка-Халэпочка казалась растерянной не меньше (если не больше).
— Я нечаянно… — промямлила она, глядя на монитор.
— Не сомневаюсь, — Чинарев тоже глядел на монитор.
Цифровые корчи уже завершились и теперь на экране мелко помаргивало огромное «100%», а ниже — пара строчек дикой мешанины из англоса, кириллицы и кодовых значков мэшинлэнгва.
Виталий принялся вполголоса воспитывать Леночку на предмет «вот что бывает, когда из русифицированной оболочки запускают иноязычную, толком не инсталлированную и плохо совместимую программу — пойди теперь прочитай, что там намалевано».
— Там намалевано, что чиф-комп блокшива семь-семнадцать полностью откопировал информацию со всех содержащихся в контейнере расходных носителей, — проговорил Чин странным голосом, — со всех девяти штук.
Положительный человек староста непонимающе вздернул брови:
— Как это с девяти? Программа же на восьми поместилась…
— Вот именно, — сказал Чинарев.
Он вынул из копировщика «семечницу», перевернул ее затвором книзу, сдвинул штифт управления на «out», подставил ладонь…
Затвор эллипсет-контейнера раздвигался долго, с надсадным жалобным скрипом. Этот процесс не дошел еще и до середины, когда из щели меж приоткрытыми карбопластовыми челюстишками вдруг высунулась пара черных подрагивающих не то проволочек, не то волосков…
Чин-чин уронил «семечницу» на пол и захохотал. Виталий с Леночкой молча и озадаченно таращились на него, а он корчился в кресле, из последних сил продавливая членораздельные слова сквозь мешанину ржания и непристойных поросячьих взвизгов:
— Н-неф-ф-ф… я подохну сейчас — нефор… неформатированная эллипсета! Ой, не могу — неформа… матир… ой, не могу я!
А неформатированная эллипсета потихоньку выбиралась наружу. Когда вслед за волосками-проволочками показалось то, к чему их приторочила мать-природа, Лена издала такой великолепный визг и так потешно ушмыгнула за Виталиеву спину, что начавший было успокаиваться Чинарев прямо-таки взвыл от восторга.
— За-а-атвор, — стонал он, икая и утирая глаза. — Затвор «семечницы» стоял на «into», поняли? Этот насекомый кретин влез на затвор, и его втянуло… Сидел себе, дурачок, в сушилке, грелся, а тут суют приманку, недомытую от сладкого… Ой, не могу!!!