Выбрать главу

А впереди под скрип деревянных блоков да полиспастов медленно задирается кверху носок огромного дырявого башмака. И лапа охранника снова впивается в плечо, трясет, дергает, рвет туда, на утоптанное лобное место, под вздернувшуюся подошву…

Дергает…

Трясет…

Чин-чин наконец распахнул глаза, и сразу выяснилось, что дергает его за плечо никакой не черный гигант-таракан, а вовсе наоборот — среднерослый и бледный староста Белоножко.

А еще выяснилось, что он, Чин-чин (по-прежнему студент-практикант и отнюдь не прусак), одет в исключительно одни только трусы, что он валяется на койке в отведенной ему каюте, что таймер у изголовья показывает полвосьмого то ли утра, то ли черт знает чего и что с невероятными сложностями протащенная сквозь все контрольно-досмотровые пропускники литровка семидесятиградусной «текила бланка» полупуста и имеет наглость предательски торчать на самом видном месте.

Чин-чин сел, спустив ноги на ворсистое покрытие пола. Потом растер пальцами виски. Потом глянул в мокрое, белое лицо старосты и осведомился:

— А ты сколько выпил?

— Чего? — Положительный человек Виталий Белоножко сперва опешил, а миг спустя, поняв, возмутился:

— Я даже на Земле пью только… это… Ну, иногда только. А уж тут… Ты вообще понимаешь, чем такие выходки могут?!. Пьянство при искусственной силе тяжести — это… это…

— Кончай зудеть! — Дотянувшись до бутылки, Чинарев вознамерился было хлебнуть из горлышка, но передумал и стал пристально вглядываться в бутылочное содержимое. — Ах, Детки-детки, — горестно пробормотал он, — неужели мамочка не говорила вам, до чего доводит алкоголизм?

Виталий тоже вгляделся и едва не заплакал от омерзения: в бесцветной жидкости плавало несметное множество разнокалиберных тараканьих подростков.

— Вот видишь, — Чин-чин скорбно вздохнул, — не одни люди готовы жизнь прозакладывать за хороший глоток. Думаешь, отчего вляпались только маленькие? Потому что взрослые умней? Так бы не как! Взрослые просто-напросто не пролезли: тут, наверно, водятся исключительно черные, а они слишком толстые для этого горлышка… Слушай, у тебя нет какой-нибудь палочки, а?

— Зачем тебе? — Белоножко говорил очень невнятно — его рот свела прочная гадливая судорога.

— Самый маленький еще трепыхается. Надо спасти.

— Да выкинь ты эту мерзость! — Виталий из последних сил отворачивался от злополучной бутылки, которую Чинарев упорно норовил сунуть ему под нос. — Нализался, как последний… Ты хоть что-нибудь способен соображать, или вообще?..

— Почему вообще? Я все способен! Я, например, в момент сообразил, что Извер… ер-р… ой, господи, чуть все вчерашнее обратно не вылезло… так вот: Из… ой, ну ты понял кто… у него в башке какой-то контактик расконтачился. Понимаешь, черт-те сколько времени один в этом гробу — тут бы кто хошь… Так что если он станет бормотать всякую мутоту — Лига там, хакеры, романсы всякие — не верь. И вообще не слушай. Че, в самом деле, с психа возьмешь!

— Поставь свою бутылку и слушай меня! Сейчас с Ленкой отец связывался по личному коду. Директор. Он ее предупредил… Ну, конфиденциально, понимаешь? Короче, он узнал, что завтра или послезавтра к нам прилетает поверяющий из Космотранса. Так вот, Леночкин отец очень просил, чтоб мы не ударили лицом в грязь.

— Ну че ты все зудишь, и зудишь, и зудишь… — Чин-чин опустил в бутылочное горлышко длинную нитку, выдернутую из какой-то постельной принадлежности. — Просил — уважим, что за дела? Ну, маленький, смелее, хватайся… Не переживай, староста, не буду я поверяющего лицом в грязь… Вот так, маленький, лапками…

— Да ну тебя к дьяволу, пьяная свинья! — Положительный человек Белоножко разозлился до полной утраты всей своей положительности. — Давай сюда программу, без тебя доделаю! Там и осталось-то… Я с тобой дольше канителюсь, чем там осталось!

Чинарев вдруг разогнулся; лицо его вытянулось и закаменело.

— Знаешь… — он судорожно вздохнул, — знаешь, а ведь это мне только примерещилось. Не трепыхается он.

Виталий бесстрастно произнес:

— Кажется, я начинаю понимать, как становятся убийцами.

Чин-чину захотелось оправдаться, объяснить, что юные тараканы упали в бутылку сами, по их собственной тараканьей воле, и, следовательно, убийства как такового не было. Да, захотелось было Чин-чину объяснить все это, но тут же и перехотелось. Он вдруг подумал, будто Виталий мог иметь в виду не историю с тараканами, а нечто совсем другое. И еще он подумал, что пора наконец трезветь.

— Контейнер с «семечками» на столе. Иди загружай, а я сейчас это… приведу себя в рабочее состояние и тоже в рубку… — Чинарев с трудом поднялся на ноги и проковылял в душевую.

— Слушай, — Белоножко, покусывая губы, глядел ему вслед, — тебе Ленка нравится?

Смутная тень за полупрозрачной дверью на миг замерла; сквозь шум воды донеслось нечто невнятное.

— А ты ей, дурехе, нравишься, — сказал Виталий, поворачиваясь к Чин-чинову столу. — Она после разговора с папенькой сперва не ко мне, а к тебе пошла. Минут пять проторчала в твоей каюте, а потом полчаса мне рассказывала, что мускулы у тебя, как у древнеегипетского Геракла, и что ты точняком кримэлемент, раз во сне ругаешься с какими-то судьями. А еще она, прежде чем к тебе заходить, специально переоделась в тот спортивный костюмчик. Ну, в ТОТ костюмчик. Про который Изверг сказал, что голой приличнее.

Он бы, наверное, еще подразвил невеселую эту тему, не прерви его писк входного сигнала: кто-то весьма настырно домогался разрешения войти в Чинову каюту. Сдавленно ругнувшись (кого, мол, черти приволокли так некстати?!), Белоножко шагнул было к входному люку, но вспомнил про торчащую на самом виду бутылку, облился ледяным потом и кинулся запихивать улику в штатную каютную помесь стола с тумбочкой. А назойливый писк все не прекращался.

Сигнал заткнулся, лишь когда Виталий, утирая лицо и нервно оглядываясь, распахнул наконец люк. Снаружи никого не оказалось. То есть это положительный человек староста сперва было решил, будто в коридоре никого нет, — решил потому, что рассчитывал обнаружить там человека. Промашку свою он осознал моментально (а равно осознал до конца и то, зачем сигнальные клавиши прилеплены к стенам не выше метра от пола).

— Докладывает исполнительный механизм-профилактор FK-11, номер по бортовому комплект-расписанию 325. Контрольный анализ среднесуточной атмосферной пробы для данного помещения показал отклонения от стандарта. Отклонения в пределах допустимой ошибки, — поспешил успокоить слушателя исполнительный электронный урод, но тут же и не замедлил смазать эффект: — Прошу разрешения на внеочередное тестирование систем жизнеобеспечения в целях выявления и устра…

Он так и ел Виталия всеми восемью фасетчатыми объективами своей вотч-системы, этот керамолитовый крабообразный монстрик; он алчно сучил манипуляторами — видать, горел нетерпением по самую корму врыться в контрольные узлы помянутых систем.

Виталий скрипнул зубами и рявкнул:

— Запрет операции! Пшел отсюда… то есть занять исходную позицию согласно этого… режима технологического ожидания. Экшн!

Механизм пискнул, мигнул зеленым индикатором и, даже не трудясь развернуться, шустро утопотал прочь.

Прикрывая люк, староста укоризненно сообщил двери душевой:

— Это, небось, диагностер текильные испарения унюхал. Ох, боюсь, икнется нам твоя пьянка. Думаешь, за анализами атмосферы только этот эфкашка следит? Вот как сунется Изверг в диагност-протокол…

— Не трусь, ничего не будет. — Студент Чинарев появился на пороге душевой одетым в аккуратный рабочий комбинезон и совершенно трезвым. — Не та концентрация испарений, чтоб поднялся настоящий алярм. А в крови до контрольного медосмотра все рассиропится. И хватит о грустном. Взял контейнер?

Вместо ответа Белоножко протянул ему полупрозрачный черный цилиндрик (это если можно назвать цилиндриком штуку, имеющую в сечении эллипс).

Чин-чин взял протянутое, буркнул «спасибо»… И опять спросил:

— Контейнер, говорю, взял?