Ну, что надо пробовать. Ведь иначе придётся на жука какого-нибудь местного размером с носорога идти врукопашную! И пробовать, насколько здесь умирать больнее, чем на Земле.
Я был очень осторожен. Сначала сделал разрез, окунул жвал, потом аккуратно коснулся его ноготком мизинца. Ноль реакции. Мазанул мизинец – лёгкое жжение. Выждал. Мокрое пятно сконденсировалось в плёнку. Я хотел, было, сковырнуть её, но:
– Нет! – выкрикнула японка.
Она и кричать умеет?
– Что?
– А теперь – поверх плёнки!
Умница! Теперь капля скатилась на землю, не причинив вообще никаких неудобств. И я, не спеша обмазал себе обе руки почти до локтя. Процесс не снял ни единицы хп! А после этого спокойно жвалом отчекрыжил хвост. Вот он в рюкзак вошёл, как миленький!
Чи-сан на радостях уговорила меня сделать вскрытие, вдруг ещё что-нибудь вроде желчного камня найду… Не, ничего, только плоть противная, жилы – вены? артерии? Крепенькие… Может из них тетивы сделать можно будет- засунул в рюкзак. Несколько разнообразных пузырей – тот самый желчный, печёночный, почечный, легочный…
И напрасно боялся: тошнить меня от всего этого не стало. Но я же в деревне у деда кур резал, потрошил… Тут, по счастью, главное вони особой не чувствовалось.
Отрезать ещё пять хвостов заняло приблизительно столько времени, чтоб почти до конца заполнился бар бодрости. Но когда я уже собрался браться за тот корень, на который указывали недопроявленные дамы, меня опять осенило.
– Ну, ладно, мы с Нессой, – буркнул я на японку, – но ты ж у нас умная!
Вернулся, собрал все эти пузыри, залил их ядовито-магической жижой, затянул жилами…
– Господин, кажется, у нас появились шансы.
А ты думала! Тебя бы в российский бизнес засунуть! Не научилась бы выкручиваться имеющимся – так и сдохла бы, герболайфом торгуя!
Пузыри разместил во внутреннем рюкзаке. Их у меня, разномастных, набралось девятнадцать штук. Товарный вид остальных боя не пережил.
Однако рюкзак – под завязку! Свободный мест почти не осталось…
Потренироваться надо. Один вынуть! Нет, чтоб сразу в руку, не получается. Он возникает на полу в шаге от ноги. Второй! Рядом. Третий! Рядом.
Опять убрать. Чуть присесть – один вынуть, схватить, размахнуться… Получается. Ещё раз, ещё… А теперь из положения – "стоя"… Приходится нагибаться, то есть, время тратить. Но, что ж поделаешь. На следующих уровнях рюкзака, надеюсь, с ним удобней будет.
Вроде, всё? Привязал на спину один рюкзак, на левую руку повесил второй, в правой у меня будет коготь, он легче дубинки. С босом драться напрямую – это смерть. Поначалу мне потребуется быть шустрым, а не сильным. Я и второй щит, как войду, брошу. Взял его, потому что, а вдруг дверца второго яруса, как предыдущего, сразу захлопнется. Терять не хочется, всё-таки – первая моя работа.
– Хозяин, щит в рюкзак должен войти…
Вот голова! Инерция сознания: во внешнем он не помещался, внутренний я и не пробовал. Снял со спины… Да, спокойно вошёл. Что ж, шустрости у меня прибавилось. Всё, вхожу!
Сунул коготь, за пояс, взялся за тот корень, выступающий…
Вправо, влево… Никак. Вниз? Пошёл! Налёг всем телом. Есть! Пласт земли, образующий стену камеры, сдвинулся, открывая просвет. Хотя, нет – света из неё, как раз и не исходит…
Протискиваюсь. Площадка. И ещё одна лестница, прижимающаяся к стене слева, а справа обрывающаяся в пропасть. По центру – всё тот же ствол. Кажется, здесь он даже пошире будет. Мхи, уцепившиеся за выступающие камни, чуть подсвечивают воздух… Ближние ступени в их бликовании видны. Заглядываю в провал – тьма.
А дверь-то за мной не закрылась… Отлично: будет путь для отступления. Сквозь такую щель местные бронепоезда протиснуться не должны.
Спускаюсь. Шаг, остановка, другой – остановка… Вот до площадки добрался я ловко… Нет, конечно, никакая это не площадка – ещё одна, точно такая же, как и предыдущая, ступенька, но мгла, висевшая у ствола древа, здесь резко рассеивалась и становилось видным дно.
Но я взглянул наверх, прикинул… Расстояние от предыдущего этажа – да, как меж этажами у нас. Нормально! Надо будет на одном дыханье взлечу – и тутошней ловкости, и тутошней выносливости хватит. А внизу…
Почти как наверху, но только вместо шести полу-проявленных женских фигур в ствол вросла или скорее даже – ствол формировала – одна. Но такая же недоделанная, недовыкристаллизовавшаяся, недосформировавшаяся…
Она словно раскинула руки, которых было, правда, не пара и не две пары, и каждая, раздваиваясь ещё и ещё, образовывала систему воздушных корней… Корней, во многих местах обломанных, обгрызенных, обглоданных…