Она рассказала, что супруг уехал из дома утром и не говорил, что может вернуться поздно, но всегда ведь могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Когда в десять часов вечера от него все еще не было никаких известий, она попробовала позвонить ему, но ни стационарный телефон в его кабинете, ни мобильный не отвечали. Ее это, однако, не встревожило. И только после полуночи ей позвонила Тонье Виг и сообщила, что муж ее найден мертвым в каком-то мотеле.
Харри бросил изучающий взгляд на Хильде Мольнес. Говорила она уверенно и без мелодраматизма.
Как поняла Хильде Мольнес, Тонье Виг ничего не знала о причине смерти. На следующий день советник посольства известила ее о том, что ее супруг убит и что из Осло поступило распоряжение о неразглашении информации, касающейся причин смерти. Инструкция распространялась и на Хильде Мольнес, хотя она не являлась сотрудником посольства, поскольку все без исключения норвежские граждане обязаны хранить молчание, если речь идет о «государственной безопасности». Последние слова она произнесла с горькой иронией и подняла бокал.
Харри кивнул, записывая ее рассказ в блокнот. Он спросил, уверена ли она, что ее муж не оставил мобильный телефон дома, и она сказала, что да. Сам не зная почему, он поинтересовался, какой марки у него был мобильник, и она ответила, что не знает в точности, но, кажется, финский.
Она не смогла назвать ему имена лиц, у которых мог бы быть мотив для убийства посла.
Харри постучал карандашом по блокноту.
– Ваш муж любил детей?
– О да, очень! – вырвалось у Хильде Мольнес, и впервые он услышал дрожь в ее голосе. – Знали бы вы, каким Атле был отцом: лучшим в мире!
Харри снова уткнулся в свой блокнот. Ничто в ее взгляде не выдавало, поняла ли она двусмысленность вопроса. Он был почти уверен, что она ни о чем не догадывается, но знал и то, что проклятая профессия велит сделать следующий шаг и спросить ее напрямую, известно ли ей об увлечении посла детской порнографией.
Он провел рукой по лицу. Ощутил себя хирургом, который взялся за скальпель, но не в состоянии сделать первый разрез. Черт бы побрал эту его вечную мягкотелость, когда начинаются неприятные вещи. Когда невиновным людям приходится выслушивать, как разоблачают их близких, когда им незаслуженно швыряют в лицо всякие неприглядные подробности.
Хильде Мольнес опередила его.
– Он так любил детей, что мы даже собирались удочерить маленькую девочку, – сказала она, и на глаза ее навернулись слезы. – Бедную малышку, беженку из Бирмы. Да, в посольстве принято называть эту страну Мьянмой, но я такая старая, что говорю по-прежнему «Бирма».
Сухо рассмеявшись сквозь слезы, она взяла себя в руки. Харри смотрел в сторону. Над цветком орхидеи кружила красная колибри, словно крохотная модель вертолета.
Так оно и есть, решил про себя он. Она ничего не знает. Если появится что-то имеющее отношение к этому делу, он задаст ей свои вопросы позже. А если нет, лучше пощадить ее нервы.
И Харри спросил, как давно они знакомы. Хильде охотно поведала ему, что встретила Атле Мольнеса дома в Эрсте, на Рождество, – тот еще был начинающим политологом. Семейство Мольнес принадлежало к богачам, оно владело двумя мебельными фабриками, и молодой наследник виделся отличной партией для любой девушки в округе, так что отбою от претенденток не было.
– А я была просто Хильде Мелле с хутора Меллегорен, зато красивее всех, – проговорила она все с тем же сухим смешком.
Внезапно лицо ее мучительно исказилось, и она быстро поднесла бокал к губам.
Для Харри не составляло труда разглядеть в этой вдове чистую юную красавицу. Особенно когда этот образ прямо-таки материализовался в проеме двери на террасу.
– Руна, дорогая, это ты! Этого молодого человека зовут Харри Холе. Он инспектор норвежской полиции и помогает в расследовании того, что случилось с отцом.
Дочь скользнула по ним взглядом и молча направилась к противоположной стороне бассейна. У нее были темные волосы и смуглая кожа, как у матери, стройное гибкое тело облегал купальник, и Харри предположил, что ей лет семнадцать. Хотя это ему следовало бы точно знать – ведь перед тем, как ехать сюда, он получил рапорт с исчерпывающей информацией.
Девушка могла бы стать самим совершенством, как и ее мать, если бы не одна деталь, о которой рапорт умалчивал. Когда она обогнула бассейн и сделала три медленных, грациозных шага по трамплину, прежде чем сгруппироваться и прыгнуть, у Харри все сжалось внутри. Из ее правого плеча торчал беспомощный обрубок, придавая всему телу странную, асимметричную форму, будто это птица с подбитым крылом делала сейчас сальто в воздухе. Легкий всплеск – вот и все, что послышалось, когда она исчезла в зеленой воде. На поверхности показались пузыри.