— Это у вас в книге? — спросил Василий Иванович.
— Нет, в книге у меня еще ничего нет. Посудите сами. Можно ли было что писать? Дорога, избы, смотрители, все это так неинтересно, так прозаически скучно. Право, записывать было нечего, даже если бы и всю спину не ломало. Да вот мы доедем до Владимира.
— И пообедаем, — заметил Василий Иванович.
— Столица древней Руси.
— Порядочный Tpaктир.
— Золотые ворота.
— Только дорого дерут.
— Ну, пошел же, кучер.
— Эх, барин. Видишь, как стараюсь. Вишь дорогу как исковеркало. Ну, сивенькая... Ну, ну... вывози, матушка... Уважь господ... ну... ну...
Наконец, вдали показался Владимир с куполами и колокольнями, верным признаком русского города.
Сердце Ивана Васильевича забилось. Василий Иванович улыбнулся.
— В гостиницу! — закричал он.
Ямщик приосанился.
— Ну, сивенькая... теперь недалечко, эх-ма!
И ямщик ударил по чахлым кличам, которые, по необъяснимому вдохновению, свойственному только русским почтовым лошадям, вдруг вздернули морды и понеслись как вихрь. Тарантас прыгал по кочкам и рытвинам, подбрасывая улыбающихся седоков. Ямщик, подобрав вожжи в левую руку и махая кнутом правой, покрикивал только, стоя на своем месте, — казалось, что он весь забылся на быстром скаку и летел себе напропалую, не слушая ни Василия Ивановича, ни собственного опасения испортить лошадей. Такова уж езда русского народа.
Наконец, показались ветряные мельницы, потянулись заборы, появились сперва избы, потом небольшие деревянные домики, потом каменные дома. Путники вьехали во Владимир. Тарантас остановился у большого дома на главной улице...
— Гостиница, — сказал ямщик и бросил вожжи.
Бледный половой, в запачканной белой рубашке и запачканном переднике, встретил приезжих с разными поклонами и трактирными приветствиями и потом проводил их по грязной деревянной лестнице в большую комнату, тоже довольно нечистую, но с большими зеркалами а рамах красного дерева и с расписным потолком.
Кругом стен стояли чинно стулья, и перед оборванным диваном возвышался стол, покрытый пожелтевшею скатертью.
— Что есть у вас? — спросил Иван Васильевич у полового.
— Все есть, — отвечал надменно половой.
— Постели есть?
— Никак нет-с.
Иван Васильевич нахмурился.
— А что есть обедать?
— Все есть.
— Как все?
— Ща-с, суп-с. Биштекс можно сделать. Да вот на столе записка, прибавил половой, гордо подавая серый лоскуток бумаги.
Иван Басильевич принялся читать:
ОБЕТ!
1. Суп. — Липотаж.
2. Говядина. — Телятина с циндроном.
3. Рыба — раки.
4. Соус — Патиша.
5. Жаркое. Курица с рысью.
6. Хлебенное. Желе сапельсинов.
— Ну, давай скорее! — закричал Василий Иванович.
Тут половой принялся за разные распоряжения. Сперва снял он со стола скатерть, а на место ее принес другую, точно так же нечистую; потом oн принес два прибора; потом принес он солонку; потом, через полчаса, когда проголодавшиеся путники уже брались за ложки, явился с графином с уксусом.
На все нетерпеливые требования Василия Ивановича отвечал он хладнокровно: «сейчас...», и сейчас продолжался ровно полтора часа. «Сейчас» — великое слово на Руси. Наконец, явилась вожделенная миска со щами..
Василий Иванович открыл огромную пасть и начал упитываться. Иван Васильевич вытащил из тарелки разные несвойственные щам вещества, как то: волосы, щепки и тому подобное, и принялся со вздохом за свой обед.
Василий Иванович казался доволен и молча ел за троих.
Но Иван Васильевич, несмотря на свой голод, едва мог прикасаться к предлагаемым яствам.
На соус патиша и курицу с рысью взглянул он с истинным ужасом.
— Есть у вас вино? — спросил он у полового.
— Как не быть-с? Все вина есть: шампанское, полушампанское, дри-мадера, лафиты есть. Первейшие вина.
— Дай лафиту, — сказал Иван Васильевич.
Половой пропал на полчаса и, наконец, возвратился с бутылкой красного уксуса, который он торжественно поставил перед молодым человеком.
— Теперь, — сказал Василий Иватюзич, — пора на боковую. Сенька! — закричал он. Вошел Сенька
— Ты обедал, Сенька?
— Похлебал, сударь, селянки.
Ну, приготовь-ка мне спать. Расставь стулья да принеси мне перину, да подушки, да халат. Видишь, Иван Васильевич, что хорошо все с собой иметь. А ты как ляжешь?
— Да я попрошу, чтоб мне принесли сена, — сказал Иван Васильевич. Сено есть у вас? — спросил он у полового.
— Никак нет-с.
— Ну, достань, братец, я тебе дам на водку.
— Извольтс-с, достать можно.
Началось приготовление походной спальни Василия Ивановича. Половина тарантаса перешла в трактирную комнату. Перина уложилась среди сдвинутых стульев. Василий Иванович разоблачился до самой легкой одежды и тихо склонился на свое пуховое ложе.
Через несколько времени половой возвратился, зацыхаясь, с целым возом сена, котооый он поверг в углу комнаты. Иван Васильевич начал грустно приготовляться к ночлегу. Сперва положил он бережно на окно девственную книгу путевых впечатлении вместе с часами и бумажником; потом растянул он свой макинтош на сено и бросился на него с отчаянием. О ужас! Под ним раздался писк, и из клочков сухой травы вдруг выпрыгнула разъяренная кошка, вероятно заспавшаяся в сенном сарае. С сердитым фырканьем царапнула она раза два испуганного юношу, потом вдруг отскочила в сторону и, перепрыгнув через стулья и через Василия Ивановича проскользнула в полуотворенную дверь.
— Батюшки светы!.. Что там такое? — кричал Василии Иванович.
— Я лег на кошку, — отвечал жалобно Иван Васильевич.
Василий Иванович засмеялся.
— Зато у тебя, брат, в кровати не будет мышей.
Желаю покойной ночи.
Мышей, точно, не было... но появились животные другого рода, которые заставили наших путников с беспокойством ворочаться со стороны на сторону.
Обa молчали и старались заснуть.
В комнате было темно, и маятник стенных часов уныло стукал среди ночного безмолвия. Прошло полчаса.
— Василий Иванович!
— Что, батюшка?
— Вы спите?
— Нет, не спится что-то с дороги.
— Василии Иванович!
— Что, батюшка?
— Знаете ли, о чем я думаю?
— Нет, батюшка, не знаю.
— Я думаю, какая для меня в том польза, что здесь потолок исписан разными цветочками, персиками и амурами, а на стенах большие уродливые зеркала, в которых никогда никому глядеться не хотелось. Гостиница, кажется, для приезжающих, а о приезжающих никто не заботится. Не лучше ли бы, например, иметь просто чистую комнату без малейшей претензии на грязное щегольство, — но где была бы теплая кровать с хорошим бельем и без тараканов: не лучше ли бы было иметь здоровый, чистый, хотя нехитрый русский стол, чем подавать соусы патиша, потчевать полушампанским и укладывать людей на сено, да еще с кошками?
— Правда ваша, — сказал Василий Иванович, — по-моему, хороший постоялый двор лучше всех этих трактиров на немецкий макер.
Иван Васильевич продолжал:
— Я говорпл и вечно говорить буду одно: я ничего не ненавижу более полуобразованности. Все жалкие и грязные карикатуры несвойственного нам быта не только противны для меня, но даже отвратительны, как уродливая смесь мишуры с грязью.
— Эва! — заметил Василий Иванович.
— Гостиницы, — продолжал Иван Васильевич; — больше значат в народном быте, чем вы думаете. Они выражают общие требования, общие привычки. Они способствуют движению и взаимным сношениям различных сословий. Вот в этом можно бы поучиться на Западе.
Там сперва думают об удобстве, о чистоте, а украшение и потолки последнее дело... Василий Иванович!
— Что, батюшка?
— Знаете ли, о чем я думаю?
— Нет, батюшка, не знаю.
— Я хотел бы устроить русскую гостиницу по своему вкусу.
— Что ж, батюшка, за чем дело стало?
— Это так... предположение, Василий Иванович... по я уверен, что гостиница моя была бы хороша, потому что я старался бы соединить с первобытным характером русского жилья все потребности уюта и мелочной опрятности, без которых просвещенный человек теперь жить не может. Во-первых, все эти испитые, ободранные, пьяные половые, жалкое отродие дворовых, будут изгнаны без милосердия и заменятся услужливыми парнями на хорошем жалованье и под строгим надзором. Внутри комнат стены будут у меня дубовые, лакированные, с резными украшениями. На полу будут персидские ковры, а кругом стен мягкие диваны... Да, очень не худо, знаете, вот этак против кровати устроить большой восточный диван, — продолжал Иван Васильевич, переваливаясь с беспокойством на колючем сене... — Я очень люблю мягкие диваны. Вообще я думаю, что устройство комнат наших предков имело много сходства с устройством комнат на Востоке... Как вы об этом думаете?..