Я кивнул. Затем объяснил, почему я таки отказываю.
Толик исчез после того, как я из-за Толика дважды мокнул тарантинские морды в дерьмо. Значит, в списке подозреваемых тарантины стоят первыми. Если в списке есть вообще кто-нибудь кроме тарантин.
Толик умудрился разозлить не кого-нибудь, а депутатских сынков. У пап-депутатов большие деньги и огромные возможности.
В первую очередь я пойду к тарантинам. Папашам-депутатам моя наглость не понравится. Все следователи получат приказ из мэрии ловить меня на каждой мелочи, лишь бы к тарантинам не подпускать. Вот здесь начнутся мои проблемы.
Михалыч выслушал меня с предельным вниманием, отхлебнул чаю, рассмотрел пуговицу на моей рубашке, кивнул.
– Понятно. Проблемы начаться могут, это точно. Почему вы уверены, что Толика украли тарантины?
– Других орлов на примете нет. Кроме тарантин, у Толика были проблемы с кем-то ещё?
– Не знаю. Не думаю.
– Если Толика украли тарантины, то они самые тупые тарантины из всех тарантин на свете.
– Даже так?
– Сегодня воскресенье. Значит, вчера детки депутатов уехали на шашлык, под Щучье. Девочки к ним приехали только сегодня утром. Алиби на вчерашний день у тарантин нет.
– Вот и отлично! Возьмём их за задницу!
– Неужели тарантины такие недалёкие? Сначала сказали о субботних шашлыках мне, и в следующую субботу крадут вашего Толика? Ведь понимают, что к ним я пойду первым.
– Раз они дети депутатов, то тупыми быть не могут?
– Не до такой же степени! Кстати, к тарантинам, кроме меня, пойдёт ещё и следователь. У него к сынкам депутатским должна быть куча вопросов. Если ему разрешат эти вопросы задать.
– Как это? Он же следователь!
– Забыли, как замялось дело с дракой в парке?
– То – простая драка. А это – похищение.
Я открыл Михалычу секретную истину: “Важно не преступление, а кто его совершил”. Подозрения падают не на кого-нибудь, а на детей депутатов, а это бьёт по репутации всей мэрии разом. Мэр поставит прокуратуру на уши. Что будут искать? Правильно, улики. Но какие?
Будут искать доказательства тарантиновой непричастности. Другими словами, депутатских сынков будут отмазывать. И кто! Не адвокаты, а следователи! Тут шансов найти Толика – огромный жирный ноль.
Михалыч задумался. Я отхлебнул чаю. Михалыч взъерошил волосы.
– Что же делать-то, а?
– Добью вас сразу, чтоб не мучить. Как зовут вашего следователя? Вам прикрепили не Крысько? Если его, то ставьте на поисках крест.
Михалыч отмахнулся.
– Фамилию не помню. Какая-то восточная. И он сам какой-то восточный. Имя запомнил потому, что короткое. Юсуп. Нерусский, точно. И мне показалось, что толку от него будет мало. Мужичок он никакой.
Я улыбнулся.
– Юсуп вашего сына достанет из-под земли.
Михалыч посмотрел на меня как на придурка.
– А как же мэр?
– Юсупу на мэра наплевать. В открытую против мэра не пойдёт, но искать оправдания депутатским недоноскам не станет.
– Значит, Юсуп моего Толика найдёт?
– Если не сможет сам, помогу я.
– Сколько с меня?
– Нисколько. У меня с Юсупом нечто вроде дружбы. Я помогаю ему, он – мне. У вашего Толика мобильник есть?
– Конечно. Пишите номер. Заодно дам вам и мой.
Михалыч продиктовал номера, я записал. Михалыч поёрзал в кресле.
– Эээ… Зачем вам номер? Он не отвечает. Трубка отключена, наверное.
– Родню обзвонили? Может, Толик отправился в гости, а вам сказать забыл?
Михалыч родню обзвонил. Толик родных не посещал. Михалыч даже позвонил матери Толика. К ней бы Толик не пошёл, но всяко бывает. Почему к ней бы не пошёл? Она алкашка. Спилась. Как начала пить, так Михалыч её и выгнал. Затем развёлся, квартиру разменяли.
Михалыч уверен, что душевной травмой для нежной детской психики отлучение ребёнка от матери не стало. Толику тогда было всего три годика. Толик бы свою мать и не знал, если бы эта ханыжка за сыном не бегала. То к школе подойдёт, то во двор, когда Толик играл с детьми. Выпрашивала у Толика те деньги, что Михалыч давал сыну в школу на обед.
Михалыч на двести восемь процентов уверен, что Толик у матери не появлялся. Михалыч и позвонил-то ей только для очистки совести. Толик как подрос, так всё и понял. Нормально воспитанный сын нормального отца с мамашей-алкашкой общаться не станет.
В конце монолога Михалыч передал слово мне. Я отказываться не стал.
– Где Толик учится?
– В железнодорожном. Там у них есть факультет журналистики. Первый курс. Группа сто семь.
– У меня вопросы закончились.
Гость выбрался из кресла, протянул мне руку, с минуту тряс мою. Задержи меня Михалыч рядом с собой ещё секунд пять, и мой нос свернулся бы в трубочку.