– Подбирай выражения, Янов!
– Бестолочь ты, Заливайло. Загляни на мой блог. Туда весь Андреев смотрит уже сутки. Остался один ты. Там фотки свирепого очкарика, который напал на твоих невинных букашек. И ещё там видео. Советую просмотреть.
Заливайло замолчал. Я услышал щелчки мышкой.
– Эй, Заливайло, чего замолчал? Зашёл таки на мой блог? Наконец-то! Как после этих фоток в глазах читателей выглядит твоя статья, а? Подумай. Видео рассмотрел? Какие пушистые у тебя вышли депутатские детишки! У меня получились какие-то недоноски. Вот бы мне твоё мастерство!
– Много тексту.
– Ты к очкарику в больницу заглянул?
– Что мне там делать?
– Журналист должен выслушать обе стороны, и только затем писать материал.
– Это мне решать, что и как писать!
– Ты к очкарику всё же загляни. Прогулка будет познавательная. Может, наберёшься ума.
Перед тем, как я повесил трубку, из динамика вывалилась кучка матов.
Статья заказная, Заливайло не скрывал. Заказчики понятно кто. Маслина – первый. Статью заказали ещё ночью, раз на сайте висела уже утром. Значит, в способностях Крысько кукловоды не сомневались. Когда я господина следователя обломил, скинулись по тысчонке на лекарства очкарику в обмен на молчание.
Со статьёй Маслина поспешил. Дело вроде и не заводилось, а статейка уже вышла. Как теперь объяснить горожанам, о чём в статье речь, и почему дело против меня и свирепого очкарика так и не завели? Это при том, что я избил до полусмерти сына пламенного борца с криминалом.
Наутро журналюга разразился новым сочинением. Чтобы имидж борца с криминалом не накрылся медным тазом, Маслина заказал “Вечернему Андрееву” опус о том, как тяжело раздобыть улики против ушлого частного сыщика, и как в поте лица славный следователь Крысько роет носом в поисках моей вины.
Заливайло из нашего разговора вывод сделал. Накатал статью без единого намёка на мою вину в избиении тарантин. Вился вокруг да около, юлил, намекал, сыпал юридическими завитушками. Официальной клеветы я в статье не нашёл. На том дело и заглохло.
Через месяц позвонил Михалыч. Пригласил в гости. Очкарика опять побили.
*
*
На лестнице, у квартиры очкарика, я разминулся со стражем ненаводимого порядка. Хмурый Михалыч как раз собирался закрыть за блюстителем дверь, когда на площадку поднялся я.
Михалыч увидел меня, расцвёл.
– Как вы быстро!
– Всё же соседи.
– Так уж и соседи. Я к вам топал минут двадцать.
– Вынуждаете сказать бестактность.
– Говорите. В обморок не упаду. Входите.
Михалыч впустил меня в коридор. В нос шибанула гнилостная вонь. Я вспомнил о грибке Михалыча. Где моя память была раньше?
Михалыч запер дверь, указал на рваные тапочки.
– Надевайте. Вы хотели сказать, что вы не такой доходяга как я, потому и дошли не за двадцать, а за десять минут, так?
– За семь. Если позволите, ваши тапочки надевать не буду.
– Не любите рваных тапок? А я обожаю.
– Не хочу подхватить ваш грибок.
– Ах, это! Я и забыл. Проходите.
Михалыч провёл меня в комнату.
Толик лежал на диване. Лицо в ссадинах, губы лиловые и опухшие, правый глаз подбит так, что разомкнуть веки очкарик сможет не раньше, чем через пару дней.
Михалыч поставил рядом с диваном стул.
– Присаживайтесь, Ян. Вы тут пока пообщайтесь, а я сварганю чайку.
Я уселся, подмигнул Толику.
– Ну, рассказывай.
– Побили, и опять сняли всё на мобильник.
– В роли груши ты зрителям понравился, иначе б не снимали. Ребро приросло? Ты когда выписался?
– Ребро зажило. Ваш морковный сок отец в меня вливал вёдрами. Врачи сказали, что заросло как на собаке. Выписался в среду.
Толик рассказал, что вышел пройтись вокруг дома. Четыре дня после выписки из больницы просидел дома, надоело. Днём было сильно жарко. Как только пекло закончилось, Толик вышел. Часов в шесть.
Когда возвращался, в подъезде напали трое. Ударом по голове сбили с ног. Когда упал, добавили кроссовками. Очки Толик снял сразу, как я и советовал ещё в парке.
Из троих нападавших били двое. Третий стоял рядом, снимал на мобильник. Нападавшие прятали лица за масками, потому опознать троицу Толик не сможет.
Тот, что снимал на мобильник, выглядел толстяком. На тарантин из парка фигурой не похож.
Я попросил Толика порыться в памяти, вспомнить особые приметы нападавших.
Толик прикрыл глаза. Через полминуты открыл.
– Да что они, в самом деле, идиоты, что ли? Второй раз на меня налетать, да ещё и днём…
– Вечером. В шесть ты вышел, во сколько зашёл?
– Около семи.
– В подъезде в это время уже приличные сумерки. Что сказала милиция? Когда я пришёл, от вас уходил важный мужик при погонах.