- В дом! Понял?
- А вот и не понял! Бэ-бэ! - блеет, как барашек. - И ничего ты, служба, не сделаешь! Нас всех нельзя победить!
- Можно, - выдираю пистолет из куртки.
- Нельзя-нельзя меня убивать. Кто-то же должен, солдатик, заправлять ненавистью твою душу?
- Вперед!
Поднимаемся на веранду, тихую и сумрачную. Запах яблок, они лежат на старых газетах, крупные и пряные. Над ними висят красноармейские шинели.
- К нам долгожданные гости! - вопит мой враг, включая свет.
Этот свет тускл и неустойчив, и в этом мутном жидком свете вижу Вирджинию. Она сидит на тахте в атласном халатике, поджав ноги под себя. Она сидит в любимой позе и курит папиросину. У неё огромный беременный живот.
Вот тебе и занавесочки с рюшечками, говорю я себе.
- Это ты... ты сучка! - говорю я и направляю оружие на нее, свою любимую, свою первую и единственную женщину.
- Ха-ха! - заливается смехом. - Что-то ты плох, боец?
Нет, это была не Вирджиния, это была женщина с красивыми глазами, у которой пил химикалии муж Жорка.
- Что ты, родненький? Что ты, миленький? Кто тебя обидел? Что случилось? Ты же не из милиции? Ты из войны?..
- Ничего не случилось, - сглотнул горькую слюну. - Ничего, кроме одного: Вани Стрелкова нет, Саньки нет... И таких, как они, нет. Тысячи и тысячи нет. А вы есть... Вы остались... Чтобы не происходило, вы остаетесь.
- Ой, не надо так говорить. Так в жизни не говорят. Хочешь, я научу, к а к надо говорить?
- Всех вас надо...
- Сначала себя, Чеченец с черной душой тарантула. Дружка ты позвал на озерцо... говнецо... Ты?
- Я?
- Дурачок, он же хотел быть счастливым. В нашей стране счастливым может быть только или сумасшедший, или мертвый, или ребенок. Но дети растут... Ты ведь тоже хочешь быть счастливым, мальчик?.. Иди ко мне. Я сделаю тебя счастливым. Сними только портки...
- Я тебе сделаю счастья, падла, - из соседней комнаты вываливается зевающий Жорка. - Ааа, это ты, студент? За должком пришел?
- За счастьем пришел, за счастьем, - смеется его жена. - Что желаете? У нас большой выбор: анашка, гашишек, героинчик, ЛСД, кока, колеса, винт, джеф, муля*. Все, что душа желает?.. Как там в песенке: "Ма-ма ма-ма-марихуана - это не крапива. Ты её не трогай. Лучшее без нее..." Ха-ха!.. Эй, сюда, ждем счастья!..
* Название наркотических веществ (жарг.).
Появилась Анджела с обнаженной, обвислой до пупа грудью, которой можно было бы обматываться во время холодов, как кашне, и в плюшевой юбочке официантки из ресторана "Эcspress", несла на подносе стакан с мутной жидкостью и шприц. Улыбнулась мне, сделала книксен:
- Пожалуйста, защитнику отчизны его двести ...
Я выбил поднос из рук подавальщицы. Жорик удивился: счастье-то задарма?
- Он и меня ударил, сволочь, - пожаловался болван.
- И правильно сделал, - плюнул в него Жорка. - Тебя, скотину, бить надобно каждый день, без выходных, чтобы поумнел. Стране нужны умные кадры. Страна напрягает последние силы для своего окончательного счастливого будущего, а ты, марцепанщик, и не думаешь жить её интересами.
- Соловей! - хлопнула в ладоши его жена. - Дай-ка ему в харю!
И возник Соловьев, мой бывший одноклассник, откуда-то материализовался в своей спортивной шелковистой униформе бандита, весело подмигнул мне, мол, я свой, и надвинулся на болвана.
- Своих бьете! - заорал тот. - Я в милицию буду жаловаться. Милиция меня сбережет. Как свет, газ и воду.
- Пушер ты мой, Соловушка. Прокастрируй этого педика, - дико хохотала женщина.
- Рад стараться, - церемонно поклонился пушер - торговец наркотиками. - Позвольте инструмент.
- Режь его, гунявого! - кричала безумная баба, похожая на мою первую и единственную женщину.
- Для войны он не пригодный, - хекал Жорик. - Режь барашка!
Щелкнули портновские ножницы. Болван заорал благим матом. Я не выдержал всей этой феерической галиматьи и вогнал пулю в потолок. Потолок обрушился. Точнее - посыпалась штукатурка, и не штукатурка вовсе, но алебастровая дурманящая пыль - мертвое пылевое облако.
И тут меня позвали по имени:
- Ваня?
Я оглянулся и услышал сквозь усиливающуюся порошу:
- Саша?
Сделал шаг и услышал за спиной:
- Алеша?
И, оглянувшись, увидел сквозь усиливающуюся пургу наркотической дряни Вирджинию. Она сидела на тахте в атласном халатике и в своей излюбленной позе и курила папиросину. У неё был чудовищно-огромный живот. Она скалилась в улыбке и манила меня пальчиком.
Я вытянул руку - целился из пистолета в её барабанный живот. Вирджиния погрозила мне пальчиком и распахнула халат. То, что я увидел...
У неё был распорот живот, и в нем, как в светлом мерзлом озере, плавала голова моего мертвого друга.
И я закричал от ужаса, страха и безнадежности.
Пробудился от собственного исступленного вопля. Боже мой, говорю я себе, так, видимо, сходят с ума? Вернуться, чтобы так спятить?.. Что же со мной происходит?
И вспоминаю, что потерял своего последнего друга, потерял товарища, я остался один в этом утреннем насыщенном неопределенностью тумане. Или мне все привиделось?.. Нет, пистолет на холодной коже... Разве это достойное оружие для убийства? Им можно только забивать гвозди или пустить пулю в лоб, не более того.
Вероятно, уже сообщено, что в этом мире есть я - я вооружен и опасен. А я беспомощен, как ребенок, потерявшийся в толчее большого магазина.
Если не покину замкнутое пространство авто, и, если скоро не закончится этот обволакивающий волю бесцветный туман, я пущу пулю в лоб... Или сойду с ума... Или снова предам себя.
И принимаю решение - сейчас пойдет подъем, а после - спуск, и там, внизу, есть мостик; мост деревянный, неухоженный с хилыми перилами. Я вырулю на этот мостик джип, коим был однажды куплен, как вещь...
Знаю, то, что я делаю - глупо и бессмысленно, знаю это, и тем не менее не могу поступить иначе. Я хочу ещё пожить и посмотреть, что у меня из этого выйдет.
... Автомобиль трясет на трухлявых бревнах. Резкий поворот руля и падение из открытой дверцы. Мог бы выпрыгнуть красиво, как из самолетного люка, да нынче не в форме.
Неловко вываливаюсь из открытой дверцы и вижу, как, ломая ненадежную преграду и скрежеща днищем, медленно опрокидывается...
Капли тумана на бампере, они ртутные по цвету.
И в этот момент - зуммерная трель телефона. Сквозь скрежет металла, сквозь тумана, сквозь тишину ещё омертвевшего за зиму леса я слышу эту трель... Кто, спрашиваю себя. Кому ты нужен, герой? Кому понадобился в такой час?