Исторические взгляды Писаки Кулиш характеризует как "божевільні". Свои взгляды на историю Украины он выражает, в частности, в романе "Чорна Рада". Роман опубликован в 1857 г. в журнале "Русская беседа" (выше мы видели, как в 1860 году Писака высмеивал журнал за скорбь по поводу смерти митрополита Григория). Кулишу очень импонировал Гоголь. Свое творчество он соотносит с Гоголем и отдает ему должное: Гоголь пробудил в русских писателях интерес к украинскому слову, у него "послышалось что-то родное и как бы позабытое от времен детства…, открылся русский источник слова, из которого наши северные писатели давно уже перестали черпать". В эпилоге романа Кулиш говорит, что имел желание "выставить во всей выразительности олицетворенной истории причины политического ничтожества Малороссии и каждому колеблющемуся уму доказать не диссертациею, а художественным воспроизведением забытой и искаженной в наших понятиях старины нравственную необходимость слияния в одно государство южного русского племени с северным".
Под "искажением" старины Кулиш имел в виду то же, что и позже: идеализацию казачества, недооценку экономических моментов в истории 17 века. В 70-е - 80-е годы выходят работы Кулиша "История воссоединения Руси" и "Отпадение Малороссии от Польши". Здесь мы видим острое осуждение Писаки и той части украинского общества, которому присуще казакофильство и романтические представления о старине.
Назвав музу Шевченко "полупьяною и распущенною", далее Кулиш в "Истории воссоединения Руси"(1874) говорит: тень поэта должна скорбеть на берегах Ахерона о былом умоисступлении своем; объясняется такое умоисступление тем, что поэт пострадал от той первоначальной школы, в которой получил то, что в нем можно было назвать (за неимением лучшего слова) образованием; отвержение многого, что написал Шевченко в его худшее время, было бы со стороны общества актом милосердия к тени поэта. По мнению Кулиша, Шевченко долго сидел на седалище губителей, т. е. злоязычников; из творений поэта весьма небольшое количество стихов общество должно собрать в житницу свою, а остальное все - не лучше сору, его же возметает ветр от лица земли. В этих словах цитируется первый и ключевой псалом пророка Давида: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе…Не тако нечестивии, не тако, но яко прах, его же возметает ветр от лица земли…"Так переводчик Библии оценил поэта с точки зрения Библии: Шевченко - не "блажен муж".
Н. Зеров пишет: "Куліш… у своїй "Истории воссоединения Руси", нападаючи на "п'яну музу" Шевченка, висловився, що в його поезії багато сміття та полови, - і озброїв проти себе все українське громадянство".
Гоголь находил в поэзии Писаки "много дегтя", а Кулиш - "много мусора и половы". И оба были правы. В 1882 году Кулиш призывает "спасать темных людей от легковерия и псевдопросвещенных - от гайдамацкой философии".
В позднем стихотворении "Ода з Тарасової гори…" Кулиш высмеивает фальшивое возвеличивание Писаки. В стихотворении "Гайдамакам-академикам" его деятельность оценивается так: "почав п'яний, культуру коренити". В поэме "Куліш у пеклі" Шевченко изображен как пьяница и "козацький славник-брехака", который "плодив лжу в роздумах".
Да как же он посмел? Виданное ли это дело - обвинять во лжи Писаку? Оказывается, очень даже виданное. Но писаки-кобзарята делали все, чтобы мы ничего об этом не узнали.
По словам Зерова поздний Кулиш "засудив усю народнопоетичну традицію; визнав, що при всьому геніальному своєму дарі слова Шевченко говрив про соціально-політичні справи як "божевільний".
Здесь требуется поправка: Кулиш осудил не народнопоэтическую традицию, а безумные призывы Писаки к кровопролитию. В народной же традиции, как показал учитель Кулиша Максимович, кровожадность отсутствует.
В поздней поэзии Кулиша, по словам Зерова, "знаходимо всі пізніше улюблені ідеї Куліша. Тут його гімни: єдиному цареві, єдиній цариці; готовність вибачити особисті вади монархів задля їх боротьби з українською потворою".
В год смерти Кулиша в Женеве вышел его последний сборник "Позичена кобза". В предисловии к землякам он советует им не гордиться собственным творчеством, всем тем, что пели "п'яні, як ніч, козацькі кобзарі".
Подводя итог творчеству Кулиша, Зеров говорит: "Свою боротьбу з Шевченком він розпочав "Хуторною поезією"… Боровся з його розумінням минулого, з його образами козаків та гайдамаків, шляхти і люду… Поруч гострих нападок на Шевченка ("Тарасів почет дикий…", "Нехай би хоч устав Тарас горілки пити"), подекуди видко стремління поставити його обіч української громади, осторонь від усіх "голосних клепал та пустодзвонних дзвонів". Шевченко не винний, що його по-п'яну сказані слова про "залізну тараню" так само до смаку припали земляцтву та що наше "убожество письменне" його за те "возвело в апостоли правдивості святії". Набуток Шевченків треба оборонити від кривомовних калік, від козацького наплоду, що "з вовчого на світ приходять лона".
Такая "защита" будет почище нападок. Шевченко якобы не виноват в том, что спьяну наговорил лишнего А кто виноват? И разве он от чего-нибудь отрекался? Никогда. И не его возвели "в апостоли правдивості святії", а он сам себя ставил выше апостолов (и не только их).
Последние слова Зерова про Кулиша: "Його заперечення Шевченка було найзавзятіше. А що з нього був ще історик та публіцист, то виявилось воно не тільки в шуканні нових засобів та форм, а і в протиставленні козакофільству українських романтиків темпераментної проповіді "культурництва"… Куліш був найближчий, найтісніше зв'язаний з Шевченком, найвиразнішу мав на собі печать його доби, а через те і боротьба його за власну в історії української поезії постать була найгостріша".