Совершенно верно, ненависть Шевченко к Господу и Православной Церкви - это не украинская идеология и не мировоззрение украинского народа. Что же касается того, что его безответного "пхали до безбожжя", то как-то даже неудобно за автора этой "гипотезы". Кто пихнет такого - сам этому рад не будет.
Отдадим ему должное: мировоззрение "великого" кобзаря было цельным. И в него органично входили такие ненародные компоненты, как ненависть к Богу и Церкви, классовая ненависть (см. выше вывод М. Максимовича о том, что для народной поэзии не характерна классовая ненависть) и оголтелая ненависть к русским.
Вообще, понятия "народный" и "ненависть" взаимно исключают друг друга. Гоголь поэтому гораздо более народен и для украинцев и для русских. Отто Вейнингер был прав, говоря: "Всякая ненависть есть проекция низости нашей натуры на ближнего".
* * *
Книга Гоголя заканчивается главой "Светлое Воскресение": "В русском человеке есть особенное участие к празднику Светлого Воскресения. Он это чувствует живее, если ему случится быть в чужой земле. Видя, как повсюду в других странах день этот почти не отличен от других дней, - те же всегдашние занятия, та же вседневная жизнь, то же будничное выражение на лицах, - он чувствует грусть и обращается невольно к России. Ему кажется, что там как-то лучше празднуется этот день, и сам человек радостнее и лучше, нежели в другие дни, и самая жизнь какая-то другая, а не вседневная. Ему вдруг представляется - эта торжественная полночь, этот повсеместный колокольный звон, который как бы всю землю сливает в один гул, это восклицание "Христос воскрес!", которое заменяет в этот день все другие приветствия, этот поцелуй, который только раздается у нас - и он готов почти воскликнуть: "Только в одной России празднуется этот день так, как ему следует праздноваться"!"
Мы видели, что для Шевченко Воскресение Христово - это "византийско-староверское торжество": "свету мало, звону много… Отсутствие малейшей гармонии и ни тени изящного".
Ты прав, кобзарь: изящного - ни тени. Чего нет, того нет.
Гоголь: "Нет, не в видимых знаках дело, не в патриотических возгласах (и не в поцелуях, данных инвалиду), но в том, чтобы в самом деле взглянуть в этот день на человека, как на лучшую свою драгоценность, - так обнять и прижать его к себе, как наироднейшего своего брата, так ему обрадоваться, как бы своему наилучшему другу, с которым несколько лет не видались и который вдруг неожиданно к нам приехал. Еще сильнее! еще больше! потому что узы, нас с ним связывающие, сильнее земного кровного нашего родства, и породнились мы с ним по нашему прекрасному небесному Отцу, в несколько раз нам ближайшему нашего земного отца, и день этот мы - в своей истинной семье, у Него Самого в дому. День этот есть тот святой день, в который празднует святое, небесное свое братство все человечество до единого, не исключив из него ни одного человека".
Последние слова книги Гоголя: "Отчего одному русскому еще кажется, что праздник этот празднуется, как следует и празднуется так в одной его земле? Мечта ли это? Но зачем же эта мечта не приходит ни к кому другому, кроме русского? Что значит в самом деле, что самый праздник исчез, а видимые призраки его так ясно носятся по лицу земли нашей: раздаются слова "Христос Воскрес!" и поцелуй, и всякий раз также торжественно выступает святая полночь и гулы всезвонных колоколов гудят и гудят по всей земле, точно как бы будят нас! Где носятся так очевидно призраки, там недаром носятся; где будят, там разбудят. Не умирают те обычаи, которым определено быть вечными. Умирают в букве, но оживают в духе. Померкают временно, умирают в пустых и ветрившихся толпах, но воскресают с новою силою в избранных, затем, чтобы в сильнейшем свете от них разлиться по всему миру. Не умрет из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно-русского и что освящено Самим Христом. Разнесется звонкими струнами поэтов, развозвестится благоухающими устами святителей, вспыхнет померкнувшее - и праздник Светлого Воскресения воспразднуется, как следует, прежде у нас, нежели у других народов! На чем же основываясь, на каких опираясь данных, заключенных в сердцах наших, можем сказать это? Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнию ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизни еще неустроенней и беспорядочней всех их. "Хуже мы всех прочих" - вот что мы должны всегда говорить о себе. Но есть в нашей природе то, что нам пророчит это. Уже самое неустройство наше нам это пророчит. Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя нам неприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим форму и закалившимся в ней. Что есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа - доказательство тому уже то, что без меча пришел к нам Христос, и приготовленная земля сердец наших призывала сама собою Его слово, что есть уже начало братства Христова в самой нашей славянской природе, и побратание людей было у нас роднее дома и кровного братства; что еще нет у нас непримиримой ненависти сословия против сословия и тех озлобленных партий, какие водятся в Европе и которые поставляют препятствие непреоборимое к соединению людей и братской любви между ними; что есть, наконец, у нас отвага, никому несродная, и если предстанет нам всем какое-нибудь дело, решительно невозможное ни для какого другого народа, хотя бы даже, например, сбросить с себя вдруг и разом все недостатки наши, все позорящее высокую природу человека, то с болию собственного тела, не пожалев самих себя, как в двенадцатом году, не пожалев имуществ, жгли домы свои и земные достатки, так рванется у нас все сбрасывать с себя позорящее и пятнающее нас: ни одна душа не отстанет от другой, и в такие минуты всякие ссоры, ненависти, вражды - все бывает позабыто, брат повиснет на груди у брата, и вся Россия - один человек. Вот на чем основываясь, можно сказать, что праздник Воскресения Христова воспразднуется прежде у нас, нежели у других. И твердо говорит мне это душа моя; и это не мысль, выдуманная в голове. Такие мысли не выдумываются. Внушением Божиим порождаются оне разом в сердцах многих людей, друг друга не видавших, живущих на разных концах земли, и в одно время, как бы из одних уст, изглашаются. Знаю я твердо, что не один человек в России, хотя я его и не знаю, твердо верит тому и говорит: "У нас прежде, нежели во всякой другой земле, воспразднуется Светлое Воскресение Христово!"