К тому же новый дьякон из Лысянки оказался такой же рукосуй, как и Богорский. Он — чуть что — рвал за уши и обещал в дальнейшем нещадно пороть за каждое упущение. Тарас пробыл у него несколько дней и, так сказать, не попрощавшись ушел от своего неприветливого хозяина.
Тарас сначала ушел в город Стеблов, где он надеялся найти более выдающегося мастера.
Там он не сумел устроиться, но там ему сказали, что в селе Тарасовке проживает дьякон-живописец, в некотором роде знаменитый художник, работы которого — «Аникавоин» и «Великомученик Николай» — красуются в сельском храме.
Не без трепета явился к нему Тарас.
Дьякон-живописец в принципе согласился принять Тараса в ученики. Однако он сказал ему:
«Каждый начнет учиться живописи — это что и будет. Живописи может учиться только тот, у кого имеется божественная одаренность. А если у тебя этого нету, то я тебя в ученики не возьму, хотя бы ты мне обещал золотые горы».
И дьякон велел Тарасу показать левую руку. Внимательно осмотрев его левую ладонь, дьякон сказал:
«Согласно науке хиромантии дарование к живописи отмечается на левой руке жирной чертой, идущей от безымянного пальца вдоль всей ладони. У тебя же этой черты вовсе нету, и по твоей руке я могу судить, что у тебя полностью отсутствует дарование к живописи, к сапожному делу и даже к бондарству. И даже я удивляюсь, что ты осмелился ко мне прийти. Я не намерен с тобой больше беседовать. Иди себе с богом и больше сюда не приходи».
Слова дьякона-хиромантика ошеломили Тараса. Огорченный, он ушел от предсказателя.[5]
Он вернулся в родное село, в родной дом к своей мачехе. Он сказал мачехе, что решил сделаться пастухом, что вот работа, которая ему нравится.
И Тарас нанялся в пастухи и до осени пас коров и овец. Но он не был способным пастухом. Он часто задумывался, мечтал и невнимательно относился к стаду, которое разбредалось по сторонам. Коровы и овцы нередко пропадали. И крестьяне были недовольны своим пастушком.
Брат Тараса, Никита, советовал ему заняться земледелием. Но эта работа меньше всего прельщала Тараса. И тогда он снова бросил отцовский дом. Он поступил в батраки к священнику Григорию Кошицу. Это был толстый и до некоторой степени добродушный поп. Он не бил Тараса и даже позволял ему читать книги. Но Тарас все же недолго оставался у него. Горячее желание быть маляром или живописцем не остыло в нем. Предсказание дьякона-хиромантика казалось теперь не таким страшным. Снова Тарас решил испробовать свое счастье.
Он ушел в село Хпебновку, где, как он разузнал, имелись выдающиеся мастера-живописцы.
Один из хлебновских маляров взял Тараса в ученики. Но он взял его на пробу. Он хотел проверить его способности, но не таким дурацким способом, как это сделал дьякон-хиромантик.
Хпебновский маляр оказался дельным и понимающим человеком. Он давал Тарасу задания, заставлял его чертить и рисовать с натуры. И, проверив его способности, сказал:
«Я дал тебе срисовать купол церкви, и ты это сделал так, как сделал бы я. Из чего я могу заключить, что ты будешь славный маляр и у тебя есть исключительное дарование. Оставайся у меня, если хочешь».
Вероятно, это была первая, наиболее сильная радость в жизни Тараса. Слезы хлынули у него из глаз, и он поцеловал руку маляру.
Маляр сказал:
«Но если ты сын крепостного отца, то принеси мне записку от твоего барина. И пусть в этой записке будет сказано, что он дозволяет тебе заниматься малярным делом. В противном случае я не могу принять тебя в ученики, поскольку закон не позволяет мне держать у себя крепаков».
Тарас сказал, что он сделает это и принесет от помещика записку.
Взволнованный и обрадованный, Тарас вернулся в Кирилловку.
4. Неудача
Отец Тараса был крепостной помещика Энгельгардта.
Сам старик Энгельгардт, Василий Васильевич, был богатейший человек — у него имелись обширные земли на Украине.
Это был сановитый барин, племянник прославленного князя Потемкина.
Он был уже весьма стар. И жил на покое, вспоминая прошлые дни своей блистательной жизни.
Это и был теперешний хозяин и властелин Тараса.
Вернувшись из села Хпебновки в свою родную Кирилловку, Тарас стал расспрашивать своих односельчан, как он должен поступить для того, чтобы ему дали разрешение на учебу у маляра-живописца.
Что-то новое входило в жизнь четырнадцатилетнего мальчика. Он видел много — видел горе, слезы, лишения и побои. Но ему не приходилось еще выступать в жизни в качестве взрослого человека, который должен был обращаться к помещику с личной своей просьбой.
Впрочем, речь о помещике и не шла. По словам кирилловских крестьян, мальчику следовало обратиться всего лишь к управляющему имением, так как старый барин в такие дела не входит, и это слишком мелкое дело для того, чтобы тревожить покой самого Василия Васильевича.
Однако для Тараса и это дело казалось не таким уж простым и повседневным.
Не без робости отправился он в имение Олыианы, где находилась контора.
Робость и застенчивость исчезли, когда Тарас заговорил о своем желании учиться малярному делу.
Теперь перед управляющим стоял смышленый и толковый подросток, который весьма деловито и обстоятельно излагал то, что ему нужно.
Эта деловитость и бойкость неожиданно понравились управляющему. Но в этом и таилась беда для Тараса.
Управляющий, еще раз внимательно оглядев Тараса, сказал, что вот как раз такой подросток, как Тарас, ему и нужен. Малярное искусство — это блажь и прихоть, а есть дела поважнее этого. Вот только что из Вильно пришел приказ от молодого барина, Павла Васильевича Энгельгардта, набрать способных и толковых подростков, подучить их и прислать к нему для комнатных услуг, для кухни и для конюшни.
И теперь, глядя на Тараса, управляющий решил в своем уме — в числе прочих набранных подростков послать и Тараса.
Никакие просьбы Тараса делу не помогли.
Управляющий с неудовольствием смотрел на мальчишку, который, кажется, осмеливается высказывать свое мнение и даже, кажется, весьма резко, если не сказать грубо. Еще недоставало, чтоб крепостной паренек выражал свои претензии и изменял намерения управляющего. В таком случае надо будет его хорошенько обтесать, прежде чем послать молодому барину.
Управляющий сказал, что он пока что зачисляет Тараса на барскую кухню. Пусть там мальчишка подучится, как надо жить в господском доме. И пусть главный повар решит, есть ли у подростка способности к кухонному делу.
Тарас стоял перед управляющим, с трудом понимая, что происходит.
Он пришел за бумагой, за разрешением поступить в ученики к маляру, и вот теперь вместо этого его берут в число господской дворни и посылают на кухню.
Это был ужасный удар, даже катастрофа.
Первая мысль Тараса была бежать. Но он знал, что за это бывает. Он знал, что бежавших порют и посылают в тюрьму и в солдаты.
Кажется, впервые Тарас почувствовал свою неволю, свое рабство, свою беспомощность.
Управляющий не нашел нужным слишком долго беседовать с подростком. Он позвал главного повара и велел ему принять Тараса в качестве ученика, с тем чтобы хорошенько обтесать мальчишку и сделать из него человека, полезного для господского дома.
Тараса приодели, подстригли его волосы и приказали ему ходить бесшумной и приличной походкой без подскакивания и без размахивания руками. Громкие возгласы, крик, стук посудой или смех — все это было недозволено и считалось неприличным в господском доме.
Главный повар Павел, толстый и староватый человек, энергично приступил к воспитанию подростка.
Целые дни теперь Тарас проводил на кухне. Он мыл посуду, выносил помои, выгребал золу, чистил картошку и выполнял всякие мелкие поручения повара.
Все это было до крайности скучным и однообразным. Все валилось из рук Тараса. Его охватывала невыносимая тоска, когда он думал, что это будет и впредь так продолжаться.
5
Этот, казалось бы, анекдотический случай из жизни Тараса Шевченко был чрезвычайно характерен для того времени. Хиромантия с давних пор считалась весьма серьезной наукой. Достаточно сказать, что во многих странах (например, в Германии) вплоть до XIX столетия в университетах читались лекции по хиромантии.