Сотрудники моей лаборатории с головой погрузились в работу. В отношениях с ними меня сильно выручало то, что мне выпало счастье встретиться с Гудэрой и потому никто не считал, что я незаслуженно получил должность руководителя научной лаборатории. Еще большее впечатление на них производили регулярные послания майрума, который каким-то невероятным образом следил за нашей работой, но прошло долгих пятнадцать лет прежде, чем я получил очередное приглашение отправиться в космос и встретиться с Салорой. Наша лаборатория к тому времени сделала несколько довольно впечатляющих открытий, расширилась, нам существенно увеличили фонды и обласкали всяческими милостями, но именно это приглашение было нашей самой большой наградой.
Однако, Салору совершенно не интересовало то, чего мы достигли за эти годы и она разговаривала со мной о несколько иных вещах. Если после разговора с Гудэрой я заинтересовался проблемами нейрохимии, в результате чего наша лаборатория смогла разобраться с причинами возникновения алкогольной и наркотической зависимости и мы нашли способы преодоления такой зависимости не только у интари, но и у представителей других рас, а так же научились снимать такую зависимость даже у животных, то Салора направила мои мысли совершенно по другому руслу.
Эта миниатюрная майрума разговаривала со мной так, словно присутствовала при моем разговоре с Гудэрой и между двумя беседами не было долгих пятнадцати лет. Салора, в отличии от Гудэры, была куда разговорчивее и позволяла себе делать обобщения, в которых она характеризовала различные аспекты деятельности интари. Она, правда, считала нас смешными и забавными существами, для которых быть первыми было самым главным побудительным мотивом всей нашей деятельности. Меня это нисколько не оскорбляло и я даже встал перед ней в горделивую позу, когда поинтересовался у неё весьма дерзким тоном:
– Салора, разве интары не имеют на это оснований? Кто в галактике Хизан может обвинить нас в том, что мы тупые, жестокие, бесчувственные и грубые животные? Да, мы стремимся быть первыми среди равных и это заставляет нас искать пути, ведущие к совершенству каждого и всех нас вместе взятых.
В ответ Салора с грустью сказала мне следующее:
– Эм, этот путь может привести интари к страданиям.
Ответ Салоры меня несколько озадачил. У меня возникло, вдруг, такое ощущение, что майруми не всегда были такими, какими я их встретил, и что они сожалеют о том, что стали столь совершенными существами, которые мыслили категориями близкими к вечности. Эта майрума, повела себя со мной так, словно она стремилась полностью разрушить все мои прежние представления о народе майруми, да, и о миссии интари тоже. Причем делала она это совершенно невообразимым образом.
Салора была миниатюрной и необычайно эффектной майрумой, она, явно, любила произвести впечатление на особей противоположного пола и потому постоянно принимала красивые позы. Правда, на меня это не особенно действовало, я к тому времени стал совершенным аскетом и настолько сублимировал свое половое влечение, что даже в мыслях уже не держал ничего такого. К концу нашей беседы, которая продлилась почти пять дней, я уже не был уверен в том, что мне следует и дальше отказываться от предложений, которые мне частенько делали знакомые интары.
В Сартуаз я вернулся несколько озадаченным. Мои коллеги ждали, что я прилечу из звездной системы Людиз осененный новыми идеями, а я лишь занялся переоценкой всех прежних достижений Интайра и не только в области науки. Зато мой разговор с Салорой на добрых полтора года практически остановил всю научную деятельность нашей лаборатории, в которой уже работало более двухсот интари, и превратил ее в дискуссионный клуб сибаритствующих типов, которые вовсю манкировали своими обязанностями научных сотрудников.
Право же, мне уже казалось, что моя встреча с Салорой закончилась полным провалом, в первую очередь на поприще науки, когда, в один прекрасный момент, занимаясь сексом сразу с двумя очаровательными молоденькими интарами, я, вдруг, вскочил с кровати и бросился к своему компьютеру, поняв, что знаю то, как именно в нашем организме происходит процесс перераспределения химических веществ, отвечающих за энергетику нервных волокон.
Цель была определена и уже четыре месяца спустя мы не только разрушили до основания все прежние научные достижения в этой области, но и создали так называемый нейроакселератор, получивший, в дальнейшем, широкое распространение в военном космическом флоте Интайра, но для нас это открытие и было, по сути, тем толчком, с которого началась наша деятельность, как института полной физиологической реконструкции интари.
Правда, вся наша дальнейшая деятельность пошла вразрез с законами Интайра, со строгой моралью и нравственностью интари и с этикой интайрийской медицины, но поскольку мы были по сути государственным научным центром, то это никак не отразилось на основных принципах нашей работы. Мы всегда были коллективом единомышленников, никогда не терялись перед самыми сложными научными проблемами и старались не обращать внимания на ограничения, налагаемые на внедрение научных достижений в жизнь Интайра. Мы просто работали на будущее и отнюдь не стремились стяжать себе славу и богатства в настоящем.
Мои встречи с майруми продолжались в течение тысяча пятисот шестидесяти семи лет и, вероятно, именно я был последним из интари, кто общался с представителями этой странной и загадочной расы разумных существ галактики Хизан. Некоторые из моих сотрудников также получали приглашения от майруми и, зачастую, после таких бесед продолжали свою научную деятельность самостоятельно, а некоторые даже меняли их тематику. С Гудэрой я встречался еще одиннадцать раз, но я не сказал бы, что подружился с ним. По-моему, такие понятия как дружба, любовь, преданность, нежность и тому подобное, вообще не были известны народу майруми. Вся их жизнь подчинялась чему-то неведомому для меня и не смотря на то, что в общении с майруми я провел в общей сложности почти два года, я так и не подружился ни с кем из них. Частенько я ловил себя на мысли, что я для них даже не забавная игрушка, а всего лишь подопытное лабораторное животное.
Поначалу, это мучило меня и очень уязвляло мою гордость и самолюбие, но со временем я с этим свыкся и даже, кажется, стал понимать их побудительные мотивы. У меня сложилось мнение, что эта древняя раса поставила перед собой задачу вывести себе на смену новую расу, которая продолжила бы регулировать жизнь в галактике Хизан и других близлежащих галактиках.
Похоже, что именно с этой целью они регулярно контактировали с интари, толринцами и гионами. Правда то, что майруми внезапно прекратили все контакты и, как мне кажется, вообще покинули галактику Хизан, невольно заставляло задуматься. Может быть они почувствовали какую-то опасность, идущую извне, а может быть просто устали от соседства с суетными существами, которые вечно ссорились между собой, а может быть сочли свою миссию выполненной. Ответ на это я уже вряд ли смогу получить.
Оценивая тот опыт, который я извлек из общения с майруми, я смело могу сказать, что он был полезен и для меня, и для моего института, да, и для Интайра в целом. Мне никогда не пришлось жалеть об этих контактах. Они позволили мне понять, что любое, даже самое невероятное предположение, должно было быть тщательно проработано и всесторонне изучено прежде, чем его следовало принять или отвергнуто. Ведь очень часто бывает так, что за невероятно фантастическими идеями и гипотезами стоят вполне конкретные и понятные, прекрасно работающие на практике, механизмы.
Однако, самым большим подарком для нас явилось то, что во время одной из моих встреч с майруми мне было предложено не отрицать более тесного, биохимического взаимодействия между двумя столь непохожими биологическими системами. До этого интари уже неоднократно исследовали миры с кремний-углеродной основой жизни, но даже в самых смелых научных прогнозах никто не пытался сопоставить их и попытаться найти им практическое применение в жизни.