Губин Валерий Дмитриевич
Тарелки, тарелки
Валерий Дмитриевич ГУБИН
ТАРЕЛКИ, ТАРЕЛКИ...
Фантастический рассказ
Злой и раздраженный бесконечной возней с рукописью, спорами с редактором, сильной жарой, Борис приехал отдохнуть к деду на дачу. Тот усадил его в беседку, налил полную тарелку свежего меда, нарезал хлеба. Сам сел напротив и стал посматривать на Бориса хитрыми глазами. Борис понял, что у деда новые идеи, он хочет обсудить их с ним, но пока не поддавался.
Запивая мед ледяным молоком, он понемногу расслаблялся, от души отходило, и он чувствовал себя все лучше и лучше.
- Как думаешь, - не выдержал наконец дед, - война будет?
- Кто ж его знает, сейчас с каждым годом обстановка ухудшается.
- А я вот точно знаю, что не будет - они не позволят, - торжественно заявил дед.
- Кто это они?
- Ну эти, которые на тарелках летают. Они давно за нами следят, контролируют, но пока не вмешиваются. А в случае чего обязательно вмешаются, предотвратят. Они - сила.
- Да кто же это они?
- Я не знаю, может, инопланетяне, а может, у нас где-нибудь хоронятся, например, в Гималаях, в самых неприступных местах. Я их спрашивал, но они этого не говорят.
- Так, значит, ты с ними уже разговаривал? - Борис отложил кусок в сторону и приготовился к самому худшему.
- А как же! Их тут у нас летает очень много.
- Сколько же?
- Многие тыщи! - дед с заговорщицким видом наклонился к Борису, - они там за забором на пустыре сели. Ну, знаешь, там еще фабрику собирались строить. А у них теперь что-то вроде аэродрома. А один напросился и свою тарелку ко мне в сарай поставил.
- Ты, дед, видимо, на солнце перегрелся.
- Молчи, сопляк! Как с дедом родным разговариваешь? Пойдем, покажу, Фома неверующий.
Подошли к сараю, и тут дед в нерешительности остановился:
- Понимаешь, они не всем показываются. Тем, кто душой темен или недоверчив, от тех они прячутся, маскируются, так что ты учти.
Он распахнул ворота, и Борис увидел большую, очень ржавую кровать с никелированными набалдашниками на спинках.
- Откуда ты притащил эту рухлядь? У тебя, вроде, такой не было.
- Говорят тебе - это тарелка, - дед перешел на шепот, - не доверяют они, видно, тебе, вот и превратили ее в кровать.
- Но ты ведь тоже кровать видишь?
- И я из-за тебя. Пришел ты недобрый, уставший и насмехающийся, это они сразу улавливают и прячутся.
- Ну, бог с ней, с твоей тарелкой. Я пойду вздремну, да и тебе не мешало бы отдохнуть. Ты только бабушке не трави про это, а то она тебе прочистит мозги.
- Балбес ты этакий! - рассвирепел дед. - Думаешь, тронулся старый дурень? А ну пойдем, пойдем на пустырь, я тебя с ними познакомлю. Посмотрим, что ты запоешь.
- Не пойду я, дед. Спать хочу.
- А я говорю, пойдем, - рявкнул тот.
Борис вздохнул и поплелся за ним к забору, проклиная про себя внезапно спятившего деда, несносную жару и собственную мягкотелость. Они отодвинули две оторванные снизу доски и выбрались на пустырь. Недалеко от забора среди кустов вереска расположился у костра цыганский табор. Стояли две палатки, возле них наваленные в кучу разноцветные узлы, всевозможное тряпье.
- Вот черт, ничего не выйдет, - шепнул дед, - видишь, под цыган работают.
- Ну и хитрецы, - Борис старался больше не раздражать деда побесится и успокоится, - очень удобная форма маскировки.
Но тут он увидел за палатками две точно такие же ржавые кровати с никелированными набалдашниками, а чуть дальше, у кустов дикой смородины еще одну, а за кустами у других палаток - еще добрый десяток кроватей, раскиданных как попало.
- Неужели они кровати за собой таскают? Впрочем, они, кажется, на колесиках.
- Это не кровати, а тарелки, - отозвался дед, - я буду говорить, а ты стой и молчи.
Они подошли к костру. Огромный, устрашающего вида цыган с черной бородой жарил над огнем целую палку колбасы, нанизанную на железный прут, напоминающий шпагу. Две женщины в неописуемых одеждах, сидя рядом, кормили детей, еще один цыган спал, широко открыв рот, а через него по очереди прыгали несколько грязных оборванных мальчишек.
- Здравствуйте, - заискивающе произнес дед.
- Здравствуй, коли не шутишь, - свирепо зыркнул на него цыган и снова углубился в созерцание шипящей колбасы.
- А это вот мой внук, в гости приехал, хороший он у меня парень, ученый!
- Чего же в нем хорошего, - цыган даже не взглянул на Бориса, ничего хорошего в нем нет, злой он и любопытный. Ишь как брезгливо нас рассматривает. Для него мы вроде и не люди.
"Откуда он узнал, как я на них смотрю", - подумал Борис, а вслух сказал:
- Ошибаешься, дядя, с чего это мне вами брезговать. Да и любопытствовать тут нечему. Вот разве кровати ваши...
- Ну а раз нет ничего, то и идите отсюда, - вступила одна цыганка, ходят всякие и днем и ночью, как будто здесь цирк какой...
- Да вы не сердитесь, товарищи, - опять залебезил дед, - мы просто зашли поздороваться, спросить, не надо ли чего. Вы же меня знаете, я вон в том доме живу...
- Тебя знаем, - оборвал деда цыган, - а его нет. Может, он и не внук тебе никакой, непохож вроде, - цыган по-прежнему не отрывался от колбасы, - да и глаз у него дурной.
- Ладно, мы пойдем, не будем вам мешать, - дед потянул Бориса за рукав, - если чего надо, заходите.
- Спасибо, спасибо, - буркнул тот им вслед.
Придя домой, они увидели, что бабушка уже хлопочет в беседке, собирая ужин. За столом Борис попробовал было заговорить о цыганах, но дед предостерегающе приложил палец к губам.
"Может, он и не совсем спятил, раз от бабки скрывает, - решил Борис, - а вдруг тут и правда что-то кроется. Как объяснить, например, такое изобилие кроватей. Да и дед вроде раньше никогда не болтал по пустякам. Надо подождать до завтра, может быть, что-нибудь и выяснится".